из чувственно окрашенных комплексов идей, которые производят эффект травмы либо 1) путем преобразования возбуждения в анормальные соматические иннервации, либо 2) путем смещения аффекта в менее значимый комплекс.
[35] Причина, по которой травматический аффект не абреагируется нормальным образом, а сохраняется, состоит в том, что его содержание несовместимо с остальной личностью и подлежит вытеснению.
[36] Содержание травматического аффекта стало темой дальнейших исследований Фрейда. Уже в «Исследованиях истерии» и особенно в «Невропсихозах защиты» Фрейд указывает на сексуальную природу первоначального аффекта. Как ни странно, в первом описанном им случае Брейер, напротив, обходит сексуальный элемент, хотя вся история не только содержит множество сексуальных аллюзий, но становится понятной и связной только тогда, когда мы принимаем во внимание сексуальность пациента. На основании тщательного анализа тринадцати больных Фрейд счел себя вправе утверждать, что специфическую этиологию истерии следует искать в сексуальных травмах раннего детства и что травма должна заключаться в «фактическом раздражении гениталий». Изначально травма действует только подготовительно; основной эффект проявляется в период полового созревания, когда зарождающиеся сексуальные чувства реактивируют старый след памяти. Таким образом, Фрейд пытается разложить расплывчатое понятие особой предрасположенности на вполне определенные, конкретные события допубертатного периода. В то время он не придавал большого значения более ранней врожденной диспозиции.
[37] Если «Исследования» Брейера и Фрейда получили известное признание (хотя, несмотря на заверения Райманна[11], еще не стали частью науки), эта теория Фрейда была принята в штыки. Сомнения вызывала не столько распространенность сексуальных травм в детстве, сколько их исключительно патогенная значимость для нормальных детей. Фрейд, разумеется, пришел к этому выводу отнюдь не на пустом месте; он просто сформулировал некоторые наблюдения, сделанные им в ходе анализа. Во-первых, он обнаружил в памяти следы пережитых в младенчестве сексуальных сцен, которые во многих случаях были совершенно определенно связаны с реальными событиями. Кроме того, он заметил, что, хотя в детстве травмы не оказывали особого действия, после полового созревания они становились главными детерминантами истерических симптомов. В результате Фрейд был вынужден признать реальность травмы. По моему личному мнению, он сделал это потому, что еще находился под влиянием первоначальной гипотезы, согласно которой истерик «страдает от реминисценций». Если так, причину и мотивацию симптома следует искать в прошлом. Очевидно, что подобный взгляд на этиологические факторы не мог не вызвать явного сопротивления, особенно со стороны лиц, имеющих опыт лечения истерии: большинство практикующих специалистов привыкли искать движущие силы истерического невроза не столько в прошлом, сколько в настоящем.
[38]
