style="font-size:15px;"> – То-то и оно! Поэтому орден Победы самый главный!
– Наверное, рак у него был… – вздохнула Лида. – Как у Санятки…
Санятка, мамин двоюродный дядя, умер три года назад, но на похороны меня не взяли. Тетя Валя, навещавшая его в больнице, предупредила: страшное зрелище, детям лучше не смотреть!
– У Рокоссовского рак? – спросил я, удивляясь неожиданному созвучию.
– Конечно! Если рак, всегда объявляют: «После долгой продолжительной болезни…» А если говорят: «скоропостижно», значит – сердце, инфаркт, – подтвердила маман.
– А если «трагически ушел из жизни», значит, руки на себя наложил, – мрачно добавил отец.
– Или в аварию попал, как композитор Долуханян, – вздохнула Лида.
– Если авария, тогда говорят: «трагически погиб», – возразил Тимофеич.
– Нет, если «трагически погиб», значит, был на посту…
– Если на посту, тогда: «героически погиб, выполняя долг…» – Его лицо побурело: он терпеть не мог, когда с ним спорили.
– А помнишь, Гагарин в марте разбился, ни про какой «долг» по телевизору никто не говорил! – сварливо возразила маман.
…Когда по радио сказали о смерти Гагарина, я был дома один и сначала решил, что ослышался, но потом понял: это правда, и, заплакав, побежал по общежитию, чтобы всех оповестить. На Маленькой кухне стирала Ежова. Я крикнул ей, что первый космонавт погиб. Она не поверила и даже замахнулась на меня мокрой наволочкой: думала, дурачусь. Потом заметила мои слезы и тоже разрыдалась…
– Почему про «долг» не сказали? – противным голосом повторила свой вопрос Лида.
– По кочану! Кулема!
– …А ты… ты мартовский… отпускник!
– Что-о?!
Мне показалось, будто «чешихинский» чемоданчик сам, словно предлагая себя в дорогу, выдвинулся из-под кровати.
Ну просто как дети!
– А кто был главней на войне – Рокоссовский или Жуков? – с глуповатой пытливостью спросил я, рассчитывая этим дурацким вопросом снова отвлечь отца от назревающей ссоры.
Наши мужики за домино часто спорят, кто выиграл войну: Сталин, Жуков или другие маршалы. Они говорили почему-то «маршала́» с ударением на последнее «а»… Кричат до хрипоты, все их аргументы и доводы прекрасно слышны в нашей в комнате, так как стол и скамейки у нас под окнами.
– Ну, ты, сын, сравнил! – Тимофеич окинул меня всезнающим взором и опять подобрел. – Конечно, Жуков! Но и Рокоссовский – это тебе не хухры-мухры. Маршал Победы, слышал, что сказали? Другая жена налила бы помянуть…
Последние слова были произнесены мечтательно, насмешливо и куда-то вдаль, без всякой надежды на осуществление, однако вызвали отклик. Маман сочувственно кивнула, молча достала из холодильника и поставила перед отцом бутылку, в которой, как золотые мальки, плавали мелко наструганные лимонные корки.
– Помянуть
