Муссой ровесники: сорок лет мы делим на двоих. Он с Волги, я с Оки. И как эти две русские реки сливаются своими водами, так мы, русский и татарин, слились в едином помысле разбить врага, освободить Россию от фашистов.
– Как думаешь, командир, увидим мы эту ихнюю столицу, Берлин? – спрашивает Мусса.
Под Зайцевой горой, на калужской земле, он думает о том, как дойти до фашистского логова. Он ни на минуту не сомневается в победе. Я тоже не сомневаюсь. И никто не сомневается здесь, даже мертвые. Сидя в болотах, залитых водой, мы мечтаем о грандиозных бросках, о замечательных победах. Когда-нибудь все это будет, а пока перед нами все та же чертова гора, которую мы занимаем и опять отдаем. А у немцев самолетов столько, что сколько мы их ни сбиваем, они опять идут. Мы думаем, что у нас когда-нибудь будет не меньше, а пока надо побеждать врага винтовкой и гранатой. И еще пулеметами. Их у нас немало. Один из них в умелых руках Муссы Шарипова.
В руках Муссы пулемет – оружие страшное. Он бьет из-за каждой кочки, из каждой ямки, из каждой воронки. В наступлении на гору Мусса применяет свою тактику: скрытно приближается через равные интервалы. Бойцы, слыша голос пулемета, смелее атакуют. Вот почему Мусса больше всего старается «не потерять голос». Но в последнем наступлении случилось, что он все же голос потерял. Почти на самой верхушки горы пулемет замолк. В пылу атаки Мусса не заметил, что в пулемет попало много песка. В бою чистить некогда. Что оставалось делать Мусе?
На войне тот воин, кто находчив и смел. Мусса нашелся. Он подобрал пулемет убитого и пошел вперед, применяя свою испытанную тактику.
Немцы, введя в бой танки, сбросили наших с горы.
После боя я увидел Шарипова. Он был мрачен и зол:
– Я угробил пулемет тогда, когда он был нужен больше всего.
– Пулемет с тобой, и он действует.
– Все равно я его угробил. В него попал песок, а песок не должен попадать в него, да еще в такой момент.
Мусса страдал.
– Понимаешь, – со слезами в глазах говорил он, – ведь я мог убить еще не одного фашиста, и не убил.
– Убьешь в следующий раз, Мусса.
Он подумал и решительно ответил:
– Убью. В три раза больше убью.
Когда оставшиеся в живых солдаты отдыхали, Мусса уполз в кусты и пропал. Я ждал час – он не возвращался. Я пошел его отыскивать и увидел Муссу, ползущего со своим ручным пулеметом от канавы к канаве. Он учился продвигаться от укрытия к укрытию так, чтобы не касаться пулеметом земли. Он хотел овладеть высшим боевым искусством красноармейца-пулеметчика. И в своей ожесточенности, дав клятву победить, полз бы так, наверное, тысячи километров.
Мусса не давал себе отдыха, не делал перерывов ни на минуту. Это было похоже на самоистязание. Он даже не замечал меня. Я не стал ему мешать, поспешил удалиться.
Шарипов вернулся к вечеру, грязный, но повеселевший и голодный, как никогда. Я попросил ротного повара накормить его вволю. Он в тот
