style="font-size:15px;"> – Так потрудитесь доложить! – вспылил Луицци, давая лакею понять, что он не привык, чтобы ему перечили. – Скажите, – добавил Арман, – что барон де Луицци желает ее видеть.
Лакей застыл на какой-то момент в нерешительности, казалось, обдумывая, как ему лучше доложить. Появилась горничная; слуга подбежал к ней и быстро что-то зашептал, как бы обрадовавшись возможности переложить на чужие плечи порученное ему дело. Горничная нагло уставилась на барона и переспросила язвительным тоном:
– Как, бишь, зовут этого господина?
– Мое имя совершенно не относится к делу, барышня… Я хочу поговорить с госпожой дю Валь и хочу знать, может ли она сейчас принять.
– Ну что ж, пожалуйста: не может.
Это было уже слишком – чтобы Луицци отступил по прихоти лакеев, от которых зависит, видите ли, его визит! И он резко заявил:
– Тогда я доложу о себе сам.
Барон направился прямо к открытой двери гостиной. Слуга отошел в сторону, но горничная встала перед дверью, как скала:
– Сударь, я же сказала, вы не можете ее сейчас видеть! Странно, вам говорят, а вы…
– Прошу вас, оставьте ваши дерзости при себе и предупредите хозяйку.
– Что там за шум? – донесся в это время голос из дальнего угла гостиной.
– Люси, – громко спросил барон, – в какой час вам можно нанести визит?
– Ах! Это вы, Арман, – удивленно воскликнула госпожа дю Валь и, плотно прикрыв за собой дверь комнаты, из которой только что вышла, пошла навстречу барону.
Арман приблизился к маркизе, ласково расцеловал ей руки, после чего оба сели у камина. Люси с изумленным восхищением и в то же время покровительственно разглядывала барона. Мадам дю Валь было тридцать лет, Луицци – двадцать пять, а потому подобная манера изучения была позволительна ей как женщине, которая видела когда-то резвого подростка четырнадцати лет, превратившегося теперь в блестящего молодого человека. После молчаливого обследования лицо госпожи дю Валь внезапно омрачилось; невольные слезы набежали на глаза.
Луицци ошибся, решив, что понял причину ее грусти.
– Вы сожалеете, конечно, как и я, – заговорил он, – что наше свидание происходит по столь печальному поводу и что смерть моего отца…
– Не в этом дело, Арман, – прервала его маркиза. – Я едва знала вашего отца, да и вы сами были далеки от него в течение последних десяти лет, так что навряд ли при известии о его смерти вы горевали, как при потере горячо любимого и близкого человека.
Луицци промолчал, и маркиза после некоторой заминки повторила:
– Нет, не в этом дело; просто ваш визит состоялся в… весьма своеобразную пору.
Грустная улыбка показалась на губах Люси, и словно оживившись от этой улыбки, она продолжала:
– По правде говоря, Арман, жизнь – весьма странный роман. Вы надолго в Тулузе?
– На неделю.
– Возвращаетесь в Париж?
– Да.
