письма, граф отбросил их в сторону и позвонил. В комнату вошел казачок с чашкой кофе на серебряном подносе. Суровый взгляд барина до такой степени смутил бедного слугу, что он вздрогнул, фарфоровая чашка с портретом короля Станислава Августа упала на пол и разбилась вдребезги. Несчастный зарыдал, бросился к ногам своего грозного хозяина и проговорил умоляющим голосом:
– Виноват, ваше сиятельство, простите меня... я сделал это нечаянно...
– Знал ли ты, что эта чашка досталась мне в наследство от моей бабушки? – спросил граф.
– Пощадите, Христа ради!
– В другой раз будь осторожнее, – проворчал деспот, насупив брови. – А теперь убирайся к черту, собачья кровь! – И граф толчком ноги отбросил несчастного мальчика за дверь.
Старик камердинер подал барину другую чашку кофе и на вопрос:
«Много ли собралось народу в приемной?» – ответил:
– Четверо жидов, комчинский управляющий, скрипач Бродецкий и несколько человек крестьян.
– Впускай их ко мне по очереди, а когда приедет частный пристав, приди доложить.
Не прошло и минуты, как в полуотворенную дверь протиснулись четыре еврея и, беспрестанно кланяясь и изгибаясь, направились в сторону графа.
– Что вам нужно? – усмехнулся граф.
– Мы, всепокорнейшие рабы вашего графского сиятельства, – отвечал один из них, – пришли умолять вас... окажите нам благодеяние...
– Как тебя зовут?
– С вашего позволения я Вольф Лейзер-Розенштраух... это мой тесть, это мой зять, а это мой брат... на дворе стоят мои родственницы: теща, сестра и жена с семью маленькими ребятишками.
– В чем состоит ваша просьба?
– Мы желаем снять в аренду шинки в имении милостивого нашего благодетеля...
– Хорошо, я согласен; ты человек аккуратный.
– Награди вас Боже, господин граф, и деточек ваших, и внучков ваших!..
– Погоди! Даром ты от меня ничего не получишь.
– Чем же прикажете нам заслужить такую великую милость?
– Протанцуйте здесь передо мною кадриль.
– О, вей мяр! Да как же мы будем танцевать без музыки?
– За этим дело не станет.
Граф позвонил и приказал позвать своего кучера, большого охотника играть на скрипке. Минуту спустя комната огласилась пронзительными звуками плохого инструмента. Танцоры выделывали преуморительные па, а граф хохотал, как ребенок.
Наконец комедия закончилась, евреи ушли, и в кабинет вошел управляющий. Он был бледен, глаза его беспокойно бегали – было очевидно, что он трусит.
– Занятные вещи узнал я о вас, милейший! – начал помещик, закутываясь в халат. – Вы корчите из себя барина в моем имении! По чьему приказанию вы рассчитали кастеляна?
– Он горький пьяница, ваше сиятельство, и я полагал...
– Не смейте рассуждать!
