вы должны громко лаять... Понятно?
– Понятно.
Солтык кивнул головою, и сконфуженный, до глубины души оскорбленный управляющей вышел из кабинета со слезами на глазах.
Доложили о приезде Бедросова, и граф немедленно принял его.
– Ну, что? – спросил он, пожимая руку полицейского чиновника.
– Дело улажено, граф, но это обойдется вам очень дорого.
Солтык вздохнул свободнее. Это была скверная история, вполне обнаруживавшая нероновский темперамент избалованного барина, но и тут Бедросов его выпутал. В одном из имений графа сельский священник не согласился похоронить самоубийцу на общем кладбище. Разгневанный помещик поклялся, что он за это закопает в землю самого служителя церкви и сдержал свое слово. Он приказал своим слугам связать его по рукам и ногам, положить в гроб, опустить в могилу и слегка прикрыть землей. Минуту спустя священник был освобожден, но эта варварская шутка имела самые пагубные последствия: несчастный так сильно испугался, что у него обнаружилась горячка и он вскоре умер. Бедросову удалось замять это дело, и он был щедро вознагражден графом.
Проводив частного пристава, граф выслушал просьбы своих крестьян и приказал позвать скрипача Бродецкого, который получал от него ежегодную субсидию. Легкомысленный юноша наделал долгов, благодетель узнал об этом стороной и, без церемонии, отхлестал молодого артиста по щекам.
Вслед затем в кабинет вошел бывший воспитатель графа, иезуит патер Глинский, единственный человек, имевший влияние на необузданного деспота, быть может, потому, что обращался с ним чрезвычайно осторожно и никогда слишком явно не обнаруживал своей нравственной власти над ним.
– Здравствуй, святой отец! – приветствовал его Солтык. – Ну, что новенького?
– Анюта Огинская вернулась из пансиона, – это самая свежая новость в Киеве.
Граф равнодушно пожал плечами.
– Не возражайте преждевременно, любезный граф, – продолжал патер, – вы еще не знаете, что за прелестное создание эта Анюта Огинская! Она расцвела, как майская роза; это такое совершенство во всех отношениях, что... Взгляните на нее сами и тогда уж излагайте о ней свое мнение.
– Быть может... В детстве она подавала надежды сделаться хорошенькой.
– Теперь она красавица в полном смысле слова, – прибавил иезуит. – Девушка умная, добрая... так что, будь я на вашем месте, то непременно бы женился на ней.
– Вам хочется женить меня?
– Я очень хорошо знаю, что вы не слушаетесь моих советов и делаете все по-своему; тем не менее я имею право желать, чтобы вы наконец изменили этот дикий образ жизни.
– Почему же?
– Почему? – переспросил патер Глинский. – А потому, что я искренне люблю вас и предчувствую, что ваши необузданные выходки будут иметь печальные последствия.
– Уж не вздумали ли вы запугать меня? – надменно произнес аристократ. – Я не стремлюсь дожить до преклонных лет и не хочу банально, как все, закончить свою жизнь… Мне завидна смерть Сарданапала... Погибнуть в огненном
