секунда. Две. Три. И Виктор уходит, даже ничего не сказав мне напоследок. Глаза начинает щипать, и я чувствую, как слезы стекают по моему лицу. Я не знаю, сколько сижу так, но в какой-то момент чувствую, что мне помогают встать.
В нос ударяет знакомый аромат мужского одеколона, но я никак не могу вспомнить, кому он принадлежит.
– Девушка, что с вами?
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с обеспокоенными глазами своего учителя.
– Окулова? – пораженно спрашивает Максим Михайлович.
А я не нахожу ничего лучше, чем уткнуться носом в его грудь и в голос начать рыдать. Учитель почему-то без куртки, поэтому под град из моих слез попадает его серый пиджак.
– Окулова, – повторяет мою фамилию Максим Михайлович, – что с тобой?
Я снова всхлипываю, а его руки неожиданным прикосновением ложатся мне на спину. Через секунду, что протягивается через время всей Вселенной, учитель прижимает меня к себе. Постепенно рыдание превращается в тихий плач, а в какой-то момент заканчиваются и слезы. Я отстраняюсь от Максима Михайловича и чувствую, как стыд окрашивает все мое лицо в приторный румянец.
– Максим Михайлович, – теперь мне даже стыдно произносить его имя, – я…
– Прежде, чем ты начнешь говорить, Окулова, нам нужно кое-что сделать, – перебивает меня он и хватает за руку. – Кое-что важное.
– Что? – от неожиданности я даже немного прихожу в себя. – Что может быть важнее того, что произошло сейчас?
– О, – глубокомысленно тянет учитель, – что угодно важнее этого.
Он еще крепче сжимает мою руку, и вот мы уже мчимся мимо полок, заваленных продуктами. Максим Михайлович периодически что-то берет в свободную руку, а потом бросает это в схваченную по дороге корзинку. Учитель молчит, я молчу тоже, уже задыхаясь от беготни по супермаркету – за широкими шагами Максима Михайловича не так-то просто поспеть.
Спустя несколько минут мы наконец-то останавливаемся у кассы, и учитель быстро выкладывает продукты на ленту. Среди разноцветных пакетиков и коробочек я вижу упаковку мармелада, которую планировала купить, и какое-то необъяснимое чувство благодарности расцветает в моей груди, ведь что-то подсказывает мне – это для меня.
Молоденькая кассирша, пробивая покупки, то и дело бросает на Максима Михайловича восхищенные взгляды, но он равнодушно разглядывает что-то в своем смартфоне.
– С вас тысяча триста один рубль, – обиженно тянет кассир, ведь мужчина даже не удостоил ее взглядом. – Карта?
Учитель прикладывает серую карточку к терминалу и, дождавшись характерного писка, подтверждающего успешную оплату, берет пакет с продуктами. Мы выходим из магазина; Максим Михайлович продолжает держать меня за руку.
– Максим Михайлович, куда мы идем? – спрашиваю я, когда мы оказываемся на улице.
– На парковку, – совершенно спокойно отвечает он, направляясь в нужную сторону. – Я думал, это очевидно.
На улице
