– нет, не новый автобус, намного лучше – танк!
Я не знала сама, из-за чего реву, но была совершенно беспомощна перед этими слезами, перед пронзительной, ошарашивающей жалостью к другу, который не нужен своему папе.
…Генка позвонил ровно в одиннадцать – минута в минуту. Я еле успела добежать до телефона.
Пациент, страдающий пироманией, только что покинул наш корпус в сопровождении двух суровых полицейских. Я вернулась в кабинет, и почти в то же мгновение телефон взорвался короткими звонками. Лизавета посмотрела на аппарат, потом – на меня и вышла, чтобы налить в чайник воды.
– Таня, – сказал незнакомый сиплый голос. – Таня…
– Генка! – отозвалась я. – Вот это сюрприз! Ты откуда?
– Из Перми, – сообщил голос, помолчав.
– А что ты там делаешь?
– Живу.
Исчерпывающе. Генка, значит, в Перми, а я – в Питере.
Почти все, кого я знала по посёлку, уехали оттуда. Мой одноклассник Нурбек Кендыбаев, которого я подтягивала по арифметике и русскому языку, живёт в Париже, женат на француженке алжирского происхождения. Подруга Лариска Коровина, как и я, в Питере, работает на молокозаводе. Витька Шлепак – в Старом Петергофе, прораб на стройке (сам и строил себе дом). Тишка, окончивший школу с золотой медалью, поступил в ленинградский вуз, потом устроился в совместную фирму, а продолжает карьеру в Германии…
А Генку занесло в Пермь каким-то ветром. Нормально.
– Как ты меня нашёл?
– А я Витьку сначала нашёл, он мне твой домашний телефон дал. А там какая-то женщина сообщила твой рабочий… Твоя мама, что ли? Тётя Лида? Я как-то смутился и не спросил.
– Нет, не тётя Лида. Это моя свекровь, тётя Нина.
– Ясно. У неё голос симпатичный.
Возвращается Лизавета с наполненным чайником – значит, прошло всего минут семь. А я уже знаю о Генке всё, в общих чертах.
После школы Генка прошёл через Чечню. Там он получил психологическую травму. Лечился в психиатрической больнице. Какой диагноз ему впаяли, остаётся только гадать: Генка избегал разговора на эту тему. Но последующие лет двадцать он трудился в одном и том же месте: в монастыре. Что-то там ремонтировал, строил. Рукастым мужичком оказался мой друг детства.
В монастыре Генке было неплохо. Притёрся, привязался. Хотел даже обет принять, но потом отказался от этой идеи.
– …А ты как? – спросил Генка. – Есть свекровь – значит, ты замужем?
– Да, замужем. У нас двое мальчишек.
Генка, почему-то коротко рассмеявшись, поинтересовался:
– И как они… ничего не поджигают?
– Типун тебе на язык, – осердилась я. – Нет, представь себе, не поджигают!
– Значит, тебе повезло больше, чем моей несчастной маме, – вздохнув, отозвался мой друг детства.
Генка живёт с мамой. Не женат и не был.
– Помнишь воздушную тревогу? – спрашивает
