что не смог задуть единственную свечу на торте в день своего тридцатилетия.
Деревенский доктор отвел Марту в сторону и посоветовал крепиться, так как больному уже ничего не поможет. Ни усиленное питание, ни пешие прогулки длиною в тысячу шагов, ни «скучные занятия» типа переписывания нот. Объяснил специфику болезни, поражающей утонченных и порывистых. Одержимых страстью к разным наукам и умственному труду. Романтических и меланхоличных барышень, падающих в обморок от звуков раската грома и выстрела из ружья, а также интеллигентных юношей, не державших в руках ничего тяжелее «Тайн народа» Эжена Сю в четырех томах. Посоветовал исповедать умирающего, но женщина небрежно пожала плечами:
– Это ничего не даст. Невозможно одним махом сбросить копившееся тридцать лет.
Продолжила молиться своими словами и заваривать семя укропа. Муж послушно его принимал да так и помер со стаканом бледно-желтого отвара в руке.
В полночь начался первый день без Отто. Без двух чашек кофе с ореховым шоколадом и утренних газет. Без его платков, жилетов, чертежей, расчетов и временами извиняющейся улыбки. В доме стало надрывно тихо. Никто больше не кашлял, не шутил, не обсуждал городские новости о том, что на Подоле появился первый автомобиль вызывающего красного цвета, а его владельцем стал «колбасный король» по прозвищу Бульон.
Сельские гробовщики сделали гроб на два размера больше, и Отто в нем осиротел. В углу копошилась почерневшая старуха, шелестя страницами. Марта в оцепенении сидела над мужем и не понимала, куда двигаться дальше. Она не имела ни друзей, ни связей, ни сбережений.
В день похорон разбушевалась верховая метель, и снежинки вытянутыми на скорую руку петлями соединялись в широкую, но дырявую шаль. Марта, стоя у разрытой могилы, напоминающей зияющую волчью пасть, равнодушно наблюдала, как замерзает ее сонная артерия. Охотно подставляла коронарную, позарез необходимую сердечной мышце. Справа и слева корячились деревья. Видимо, сливы. Она их узнала по низкой посадке. Ветер пытался сорвать кладбищенскую калитку и единственную оборку на траурном платье. Отхлестать по заиндевевшим щекам. Солнце болталось выпуклым четырехугольником. Кладбище царством мертвых невозмутимо взирало на царство живых.
Неожиданно подошел смутно знакомый мужчина в распахнутом тулупе и, не проронив ни слова, закрыл собой от непогоды. Когда почувствовал, что согрел, запрокинул голову и на чистом немецком не то вслух, не то про себя произнес:
– Вот и дождались Сретения. Весна будет поздней.
Марта, погруженная в свои обрывочные мысли, переспросила:
– Was haben Sie gesagt?[6]
Мужик кивнул, поменял ногу, пытаясь прикрыть ее от новой атаки ежистого воздуха:
– Ишь, злорадствует! Снег через дорогу несет. Весна, говорю, будет холодной и поздней.
Марта опустила голову и сдержала всхлип. Ей не было никакого дела до будущей весны. Кроме
Что вы сказали?
