зыбкий чуя – целое, право, явление природы, – уже слушал радио и шаги в коридоре – побольше б только сгрести на себя со всех сторон всего стороннего и Крен расшифровать.
Все как, вижу, себя ведут – ведут себя с утра до вечера, с детства до старости так: что самое важное, самое главное всегда – где-то, где-то, не тут, не здесь, где угодно, но именно – где-то!..
Оба!..
Оба, значит, ко мне просились…
…Я всегда весь тут. Я всегда тут – весь.
Идеал – так его ущербинка оживляет, как листочек варенье.
Будни – так если я сию минуту не смотрю на простор, это не значит, что я сию минуту его не вижу!..
…И я позвал – да, позвал одного, одного из двоих, этого самого "человека по явке"…
Уверенно стало недавно мне думаться, и стал я нынче уверенно знать, что даже и дела-то ни единого уголовного мне на сделать, если – ежели не повторять и не вторить:
–– Я только родился – и уж сразу я – я…
…Я не знаю, откуда говорятся во мне эти слова – свет вокруг или темнота, иду или еду, засыпаю или проснулся…
Они – будто рядом.
Или я – рядом с ними.
…Тут – потом, что увидел я, – Свищёв опять вкубарился, схватил тот, под скрепкой, материал, веером омахнулся им, – дескать, занимайся спокойно "явкой", а, мол, "человек по материалу", что сейчас в коридоре, будет теперь "за другим" (у другого, видишь ли, следователя) – и выпал за дверь…
Вошёл, вышел…
Томная!..
И Томная сразу приходила… (Маня, не посмотрев на меня, покраснел.) Спросила про дело это – будто не знаю я, что она "сидит на тёмных"… будто не знаю я о её аккуратной форме, аккуратной речи… аккуратных её ушках…
Вошла – вышла…
Я её раньше и звал так, не нежно: Тёмная…
Полистал я было дело, потом, да, попросил этого своего "человека", Веретенникова, "побыть в коридорчике"… Пошёл за почтой.
Второго – в коридоре, тут, у окна, в тупике коридора – того-то, второго-то, уже не было…
Бред реальности, бред реальности…
Вернулся я, позвал опять Веретенникова – с "явкой", что ли, поскорей разобраться.
…Я сам с собой хочу быть на пределе искренности.
Я хочу быть на пределе!
Я хочу быть на пределе?..
Вся моя прежняя жизнь была "Тебе говорят!", а теперь моя жизнь на каждом шагу – "Оказывается!.."
Трепет такой нынче во мне, будто сказано нечто было громко и адресно, но будто бы на языке, не понятном мне; я кручу головой – и не вник ещё вполне, что сказанное раздалось… во мне самом.
А коли разобрался в себе, во мне, – то что мне вот хоть бы этот допрос этого самого Веретенникова!
Во-от!..
Звон, звон.
Маня держал трубку – потом, что, да, Маня, я видел, держал телефонную трубку… ободками красными смотрел на меня – и, я видел это, он не видел, что я смотрю на него!..
С мига с этого – о! –
