и зацвел лишь на улице.
– Черт побери, – сказал Непокоев и остановился. Все новые и новые слова всплывали в голове, как рыбки вились и искрились…
«Эстафета… Такая живая связь времен… Ваш дед начал писать летопись наших дел в России, а вы на рубеже столетия подхватите… Именно вы… Внук Кляйнкинда».
Да. Кляйнкинда. Эта забытая, затерянная во тьме веков фамилия, с которой уже второе поколение Непокоевых, а по сути, и третье, никак себя не связывало и не ассоциировало, на которое всякое право утратило, включая галахическое, рождаясь последовательно от мам нижегородских и тверских, привязывало не только Александра Людвиговича, но и весь этот жирный, заманчивый проект «Лав Интернешнл», вдруг и сейчас, к тому, к чему увязки вовсе не хотелось.
К дочке Саше и ее нерасчетливой, безумной жизни. Ее борьбе за идеалы. Всего лишь две недели тому назад в квартиру на Миусской явился участковый, и выяснилось, что при последнем задержании она, Сашка, назвала в милиции этот адрес, адрес отца. Назвала как место своего собственного проживания его, Александра, уютный, милый дом, его рай с Асей.
– Можно увидеть Александру Кляйнкинд? – спросил приятный, вежливый старлей.
А ведь когда-то наивный Александр Людвигович даже обрадовался, узнав об этой официальной перемене, всего лишь пару лет тому назад, об этом вызывающем возврате к тому, к чему, казалось, можно было вернуться лишь для одного – чтобы уехать. Свалить. Ту-ту. Освободить его, и, может быть, не только лишь его одного. А всех. И Сашу в том числе. Сначала все начать. С нуля. Но, увы, как выяснилось, оказалось, благословенный сионизм тут ни при чем. Дикость и несуразица, восстановление первобытнообщинных связей предпринято в рамках борьбы с большевизмом предков, как шаг искупительный, символ и знак его. И все. Очередной асоциальный жест. Плевок в лицо обществу. И адрес папин в ментовский протокол. Ужасно. В самом деле, кто гарантирует, что через год или там полтора, когда, быть может, и в самом деле надраен и начищен будет Колонный зал Дома Союзов, и надо будет ab ovo, настроено так будет, идти от Кляйнкинда, это же имя не будут синхронно полоскать по Первому каналу в малопочтенной рубрике «Судебная хроника». Не будет оно обязательным по теме «Агенты влияния» и «Вашингтонский обком»? Кто гарантирует? Кто исключит?
«Ах, почему не Кац, не Рабинович? – расстраивался Александр Непокоев, стоя на солнечной стороне улицы Маросейка. – Ну почему же, почему для удара по наследию совка, во искупление промахов и преступлений предков надо было выбрать, непременно вернуть из небытия такую редкую, такую запоминающуюся фамилию? Вопрос ведь, если уж на то пошло, исторических принципов, а не частной генеалогии. Вполне абстрактный. Вот и не впутывай, не впутывай! Саша Кац или же Саша Шейн. Порезче, попроще, покороче. И все дела. Без лишнего замаха перчатку обществу бросай. И родственникам заодно».
И тут на пике совершенного
