вот что я говорю себе теперь, включая мотор и выезжая на улицу. Только тогда, когда мать прикасается прохладной рукой к моей руке и сует мне платочек, я понимаю, что плачу. Правда, я не совсем понимаю, о чем эти слезы: о маме, о невидимых опухолях, пожирающих ее изнутри, или о моем собственном будущем – о том, каким туманным оно снова выглядит.
Мы с матерью едем домой и почти не разговариваем. Тяжелым камнем лежит между нами ее диагноз. А у меня мысли мечутся: что теперь, как все будет теперь? Приобретение лекарств – это ведь только часть лечения, а на самом деле этот курс наверняка обойдется в полмиллиона. И что противно, у меня на примете нет новых «клиентов». Как я была наивна, думая, что смогу заняться чем-то совершенно другим. И вот теперь я мысленно пробегаю взглядом лица, которые отметила для себя в социальных сетях – всяких князьков и новоявленных знаменитостей, завоевывающих себе место в Беверли-Хиллз. Я пытаюсь вспомнить подробную инвентаризацию их имущества в Инстаграме – они всегда это делают сами. Я думаю об этом, и внутри меня вспыхивает маленькая гневная искорка. Эта злость помогает мне преодолеть накопившуюся усталость. «Ну, вот мы и снова в деле».
Когда мы подъезжаем к дому, я с удивлением замечаю, что машина Лахлэна стоит на моей подъездной дорожке. Я припарковываюсь и вижу, что шевелится штора в окне. За стеклом мелькает его белое лицо – и он исчезает.
Мы входим в дом, и я обнаруживаю, что свет не горит и все шторы задернуты. Всюду полумрак. Я щелкаю выключателем и вижу Лахлэна. Он стоит у двери и часто моргает из-за яркого света. Он поспешно выключает свет и оттаскивает меня от двери.
Моя мать медлит на пороге позади меня.
Лахлэн смотрит на нее через мое плечо:
– Красотка Лили, все хорошо? Как прошло обследование?
– Не очень хорошо, – отвечает моя мать. – Но говорить об этом сейчас у меня желания нет. А почему тут свет выключен?
Лахлэн пристально смотрит на меня. На его лице тень тревоги.
– Нам надо поговорить, – тихо произносит он, берет меня за локоть и ведет в угол гостиной. – Лили, вы не возражаете? Мне надо с Ниной наедине поговорить?
Мать кивает и с ледяной медлительностью идет к кухне. Ее глаза сверкают от любопытства.
– Приготовлю всем ланч, – говорит она.
Как только мы оказываемся там, где мать нас не услышит, Лахлэн притягивает меня к себе и шепчет мне на ухо:
– Здесь была полиция.
Я отшатываюсь:
– Что? Когда?
– Всего час или два назад. Вскоре после того, как ты поехала за мамой.
– Что им было нужно? Ты с ними говорил?
– Господи, нет, я же не идиот. Я спрятался в ванной, дверь им не открыл, понятно? Но искали они тебя. Я слышал, как они спрашивали у соседки, здесь ли ты живешь.
– У Лайзы? И что она им ответила?
– Сказала, что не знает, как тебя зовут. Она молодчина.
«Спасибо,
