сели в белые розыскные «Жигули». Колосов водил машину сам.
– Поехали, – объявил он и, лихо развернувшись в переулке, вырулил на Тверскую.
Катя молча смотрела в окно – дорога, снова дорога и сумерки. Мартовские сумерки. Вдоль Ленинградского шоссе зажигались фонари.
На душе ее скребли кошки. Вот ведь человек! Вечно всем недоволен. Когда мало впечатлений – плохо, писать не о чем. Когда много – тоже плохо: устала, надоело, спать хочется, спину от долгой тряски в машине ломит. Часы на приборной панели показывали половину шестого. Пока доедешь до этого 55-го километра, будет уже семь, а там…
Молодой рыжий и веснушчатый оперативник, сидевший справа, угостил ее жареной картошкой из пакетика. Картошка была соленой и хрустящей. Навстречу по шоссе неслись грузовики, «Икарусы», легковушки. У Водоканала возле автозаправки «Шестиногая собака» выстроился длиннющий хвост машин. Быстро темнело.
– Бензина хватит, Никит? – спросил рыжий Катин сосед.
– Я у шофера шефа позаимствовал.
– Дал?
– Скрепя сердце. Только тебе, сказал, потому что уважаю.
Проехали Химки. Шоссе ложилось под колеса мокрой черной лентой. Километры, километры… Катя притихла. Ее терзало только два жгучих желания: есть и спать. Она устала от цыганского притона, она…
– Вон прокурорская «Волга» фарами мигает. Ребята из ОВД уже давно на месте, – заметил рыжий. – Там снег, наверное, глубокий в кювете, Никит? Как думаешь? Сапоги бы резиновые, да где их взять?
Снег действительно оказался глубоким, почерневший, ноздреватый. Катя ползла по следам Никиты, его широкая спина заслоняла ей весь обзор. Вон елка, сугроб, люди какие-то копошатся и…
Тело лежало в снегу, а вокруг него было много– много разных следов – снег буквально испещрили. Катя даже не обратила внимания на то, чем были заняты все эти умные, хмурые и деловитые специалисты: следователь, сыщики, судмедэксперт, криминалист. Ее внимание поглощало только мертвое тело.
Мужчина без головного убора, шатен, худощавый. Одет в крэковую дубленку, черные джинсы, меховые ботинки с нелепыми пряжками на каблуках, в окоченевших пальцах зажаты розовые комья снега – в агонии он, видимо, царапал снег.
Опергруппа работала сосредоточенно и неторопливо.
– Света достаточно? – спросил криминалиста следователь. В руках его – твердая папка, бланки. Примостившись на поваленном дереве, он заполнял протокол осмотра места происшествия.
Судмедэксперт в резиновых перчатках осторожно повернул труп. Катя отшатнулась и чугь не упала, споткнувшись о сугроб. У мертвого человека не было лица. Только какое-то кровавое месиво – лохмотья мяса, кожи, кое-где сквозь все это белели черепные кости.
– Зверье объело, – шепнул ей рыжий опер. – Лисы, барсуки – чтоб их! И обязательно за лицо цапнут, гады!
Кате частенько встречались в сводках упоминания о неопознанных трупах, ставших жертвой мелких лесных хищников. Теперь она видела это воочию. Подавляя тошноту,
