сильней.
сколько печатных машинок, костюмов, перчаток и
часов я оставил в ссудных кассах —
одному богу
ведомо,
но против этих мест я
никогда ничего
не имел.
ад – это закрытая дверь
даже когда я голодал
письма с отказами едва ли меня волновали:
я лишь полагал что редакторы
поистине тупы
и просто продолжал писать еще и
еще.
отказы я даже расценивал как
действия; хуже нет, чем пустой
почтовый ящик.
если и была у меня какая-то слабость или мечта,
то
лишь увидеть кого-нибудь из этих
редакторов,
отказавших мне,
увидеть его или ее лицо, как они
одеваются, как ходят по
комнате, как звучит их голос, что у
них в глазах…
всего лишь один взгляд на одного из
них —
видите ли, в чем дело: когда смотрите только на
бумажный листок,
где напечатано, что вы
никуда не годитесь,
возникает тенденция
думать, будто редакторы
больше подобны богам, чем
на самом деле.
ад – это закрытая дверь,
когда голодаешь ради своего богом
проклятого искусства
но иногда хотя бы как будто можешь
подглядеть в
замочную скважину.
старый ли он, молодой, хороший или плохой,
но я думаю, ничто на свете не умирает так медленно и
так трудно, как
писатель.
закрытая ставня
мне в тебе нравится
сказала она
что ты неотесан —
посмотри на себя: сидишь тут
с банкой пива в руке
с сигаретой во рту
посмотри на
свое грязное волосатое брюхо
прущее из-под
рубашки.
ботинок на тебе нет
а правый чулок
дырявый
и из дырки торчит
большой палец.
ты не брился
4 или 5 дней.
зубы у тебя желты
а брови
свисают
косматые
и на тебе столько
рубцов
зарубится кто угодно
от страха.
у тебя в ванне
всегда полоса
грязи
телефон
весь
засален
а
половина
