С Божьей помощью нам удалось отвести всех малышей в ближайший полицейский участок, но, будь на то воля бунтовщиков, нас бы всех перебили.
Беспорядки продолжались весь день, а вечером начались суды Линча. Одного негра сначала повесили, потом подожгли тело, и вокруг в пьяном веселье плясала беснующаяся толпа. Это было ужасно!
Я бежал на север и сейчас нахожусь на нашей ферме, где отныне собираюсь учить детей в школе, возделывать сад и по мере сил способствовать освобождению нашего народа.
Дражайшая моя супруга, после столь ужасных событий жизнь представляется мне хрупкой и скоротечной, и, если ты решишься приехать, я желал бы вскорости вновь увидеть вас с сыном рядом. К сему прилагаю два билета и десять долларов на дорожные траты. Я встречу поезд в Нью-Джерси, а оттуда до фермы мы поднимемся по реке. Мы с тобой будем вместе преподавать, а Джошуа сможет продолжить обучение и подсобит нам с Джеймсом в производстве сидра и в лавке. Если в пути кто-нибудь станет интересоваться, кто вы такие и куда направляетесь, отвечай, что мы только присматриваем за фермой по поручению мистера Триллинга. Та ненависть, которую мне довелось увидеть в глазах бунтовщиков, заставила меня осознать, что покоя нам не дадут. Даже в нашей идиллической местности нас могут ждать поджоги, кражи, разбои, если станет известно, что хозяева фермы – негры.
Там, откуда я родом, меня держали в неволе и считали человеком только на три пятых. Я надеялся, что на Севере все будет иначе… Увы, это пока не так. Трагические события последних дней ясно дают понять, что ни тебя, ни меня – никого из цветных – пока не считают полноценными людьми, а значит, мы и впредь должны бороться за обретение целостности в глазах остальных.
Передай мои самые теплые пожелания своей сестре и Уильяму и, конечно, их детям. Скажи Джошуа, что я горжусь его успехами в географии.
Я живу ради того дня, и, дай Бог, он скоро наступит, когда снова увижу тебя и сына.
Ваш любящий
Чарльз
Женева вынула письмо из сканера, подняла глаза и пояснила:
– Бунты против призыва в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году во время Гражданской войны. Самые разрушительные в истории США.
– Про тайну он не упоминает, – заметил Райм.
– Про тайну в другом письме. Это я вам показала, чтобы вы поняли, что никакой он не вор.
Райм нахмурился:
– Кража случилась… дай-ка сообразить… через пять лет после письма. Почему ты считаешь, что оно доказывает его невиновность?
– Я имею в виду, что по такому письму его трудно представить вором. Человек, который так пишет, не стал бы обкрадывать фонд образования для бывших рабов.
– Вовсе не обязательно, – просто ответил Райм.
– А по-моему, совершенно ясно. – Девушка снова пробежалась глазами по письму и бережно разгладила лист рукой.
– Что там такое насчет человека на три пятых? – спросил Селитто.
Райм кое-что помнил из истории,
