я.
Ответа не последовало.
– Гроувер, а то, что она перерезала нить, – это значит, что кто-то умрет?
Он горестно взглянул на меня, будто прикидывая, какой букет я хотел бы видеть у себя на могиле.
Глава третья
Гроувер внезапно остается без штанов
Признаюсь: я свалил от Гроувера, как только мы оказались на станции.
Знаю, знаю. Это нехорошо. Но он меня бесил: смотрел как на мертвеца, бормоча: «Ну почему всегда так?» и «Почему вечно в шестом классе?»
Когда Гроувер нервничал, его мочевой пузырь тут же давал о себе знать, поэтому неудивительно, что, сойдя с автобуса, он взял с меня обещание дождаться его и помчался прямиком в туалет. Но ждать я не стал: схватил чемодан, выскользнул на улицу и поймал первое же такси в сторону города.
– Угол Восточной Сто четвертой и Первой, – сказал я водителю.
Пару слов о моей маме, прежде чем ты с ней познакомишься.
Ее зовут Салли Джексон, и лучше нее нет никого на свете. Это только подтверждает мою теорию о том, что самым хорошим людям катастрофически не везет. В пятилетнем возрасте она лишилась родителей – они погибли в авиакатастрофе – и попала на воспитание к дяде, которому не было до нее особого дела. Она хотела стать писательницей и в старших классах подрабатывала, чтобы скопить денег на колледж с хорошей программой по литературному мастерству. Когда она училась в выпускном классе, ее дядя заболел раком, и ей пришлось бросить школу, чтобы ухаживать за ним. После его смерти она осталась без денег, без семьи и без аттестата.
В ее жизни было лишь одно хорошее событие – встреча с моим отцом.
Я его почти не помню: в памяти осталось только тепло – может, неуловимый след его улыбки? Мама не любит говорить о нем, потому что расстраивается. И фотографий у нее не осталось.
Понимаешь, они не были женаты. Она рассказывала, что он был богатым и влиятельным и им приходилось скрывать свои отношения. А однажды он поплыл через Атлантику по каким-то важным делам и больше не вернулся.
Пропал в море, сказала мама. Не погиб. Пропал.
Она бралась за всякую непонятную работу, ходила в вечернюю школу, чтобы получить аттестат, и воспитывала меня одна. Никогда не жаловалась и не сердилась. Ни разу. Но я знал, что со мной было непросто.
Наконец она вышла замуж за Гейба Ульяно, который с полминуты после знакомства казался неплохим парнем, но потом явил свою истинную натуру – первосортный придурок. В детстве я придумал ему прозвище Вонючка Гейб. Уж извини, но вонючкой он и был. От него разило, как от плесневелой пиццы с чесноком, завернутой в потные спортивные шорты.
Между нами говоря, маме приходилось нелегко с нами обоими. То, как Вонючка Гейб с ней обращался, наши с ним отношения… в общем, мое возвращение домой – хороший тому пример.
Я вошел в нашу квартирку, надеясь, что мама уже вернулась с работы. Но вместо этого увидел в гостиной Вонючку Гейба и его приятелей за игрой в покер. Орал спортивный ТВ-канал. Пол был завален чипсами и пивными банками.
Мельком взглянув на меня, он сказал, не вынимая изо рта
