нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота! Будем драться до последнего! Отступать нам некуда, сзади нас море. Всем начальникам частей я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите, братцы, такого начальника, заколите и барабанщика, который осмелится бить позорный отбой! Товарищи, если бы я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот из вас будет подлец, кто не убьёт меня!»[635] Интересно, что в это время в крепости присутствует главнокомандующий, но «/…/ князь Меншиков ничего не хочет делать, с солдатом не здоровается, раненых не посещает, говорит, что армия наша ‘дрянь’ и с нею ни на что решиться нельзя /…/»[636]. Конечно, указанная характеристика едва ли касается именно того момента, но она очень точно отражает настрой главнокомандующего. Разве можно ожидать от него речи перед армией, которую он чуть ли не поголовно презирает, и люди знают об этом?!
17 октября с рассветом передовые русские посты сообщают, что со стороны французских окопов слышится шум, на позициях наблюдается повышенная активность, а как только на высотах более или менее рассеивается туман, становится видно, что их артиллеристы начинают открывать в бру́стверах[637] батарей амбразуры, в которых тут же появляются стволы орудий. Всем становится ясно: сейчас начнётся.
В половине седьмого утра с французских позиций в сторону города с короткими интервалами выпускаются три бомбы – это сигнал к началу бомбардировки[638]. И тут же 120 орудий союзников, расположенные на 15 батареях[639], выплёвывают на наши оборонительные укрепления первую порцию смертоносного огня. Русским артиллеристам есть чем ответить: в их распоряжении орудий почти столько же, и немедленно следует ответный залп. Погода весь этот день будет стоять тихая и ясная, на море будет штиль, но вокруг Севастополя быстро установится сущий ад, и бал начнёт править смерть. «/…/ Застонала земля, задрожали окрестные горы /…/. Бомбы, калёные ядра, картечи /…/ сыпались градом, /…/ всё это сливалось в страшный и дикий гул, нельзя было различить выстрелов, было слышно только одно дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся»[640].
Следует отметить, что мощность и расположение артиллерийских позиций французов и англичан сильно различались, так что бившаяся с ними русская артиллерия имела перед собой разных противников. У французов орудий было меньше, чем у противостоящих им наших батарей – 49 против 64[641], а с точки зрения калибра и дальнобойности пушек силы были примерно равны. Кроме того, неприятель неудачно расположил свои батареи, сгрудив их практически в одной точке, что в конце концов и привело к печальному для них исходу. Соотношение же сил с англичанами было совсем не в нашу пользу. Во-первых, орудий у них было больше – 71 против наших 54[642]. Во-вторых, мощность а, следовательно, и дальнобойность их артиллерии превышали
Цит. по: Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 154–155.
Цит. по: С.В. Ченнык «Награды героев Крымской войны», М., ООО «Принципиум», 2017, стр. 117.
Что такое бруствер, объясняется в примечании № 327.
С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 212.
Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 419 и 423; С.В. Ченнык приводит иное количество орудий – 144 (см. С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 212).
Цит. по: С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 212–213.
Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 419.
Op. cit., стр. 423.
