действовавшая во Фландрии, занимала фронт шириной четыре‐шесть километров и располагала двумя‐тремя дивизионами тяжелых полевых гаубиц и довольно большим комплектом боеприпасов. Мои же дивизии вынуждены каждая оборонять фронт шириной в двадцать‐сорок километров, а на каждую дивизию у меня осталось не более четырех тяжелых гаубиц с боекомплектом в пятьдесят выстрелов на каждое орудие.
Если я использую свои гаубицы для того, чтобы сделать воронки, то с помощью каждого орудия я смогу создать только пятьдесят мелких воронок, величиной в таз для умывания, вокруг которых образуются черные пятна, но это ни в коем случае не составит оборонительной позиции!..
Придерживаясь такой тактики, мы уже в течение этой зимы вынуждены будем пожертвовать лучшей частью нашего офицерского и унтер‐офицерского корпуса, а также личным составом, пригодным для его пополнения, причем все эти жертвы будут напрасными и, сверх того, невосполнимыми.
Гитлер: – Вы полагаете, что гренадеры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее, король был вправе требовать от каждого немецкого солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью.
Гудериан: – Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для своей родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы. Однако такие жертвы нужно требовать от солдата лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью. Полученные мною указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями остановки…
Гитлер: – Мне известно, что вы болеете за дело и часто бываете в войсках. Я признаю это достоинство за вами. Однако вы стоите слишком близко к происходящим событиям. Вы очень сильно переживаете страдания своих солдат. Вы слишком жалеете их. Вы должны быть от них подальше. Поверьте мне, что издали лучше видно…
После этой беседы Гитлер сказал Кейтелю:
– Нет, этого человека я не переубедил!
Гудериан понимал, что иллюстрировать фюреру в диалоге картину суровой реальности бесперспективно. Он ее не знал, сидя в берлинской канцелярии, как не знало и все его ближайшее окружение.
«Да, даже если все держаться одного мнения, – подумал танковый стратег, – все могут ошибаться».
Он мало знал настоящих бунтарей, готовых умереть за свои убеждения. А еще он знал о мстительности и злопамятности Гитлера. И она скоро проявилась. Подогрел обстановку генерал‐фельдмаршал Гюнтер фон Клюге, который пожаловался фюреру, что танковый командарм представил ему неверное официальное донесение.
26 декабря 1941 года Гудериан, получив распоряжение фюрера о переводе его в резерв главного командования сухопутных войск, отбыл в Берлин. В тот же день он подготовил прощальный приказ по армии. В нем говорилось:
«Солдаты 2‐й танковой армии!
Фюрер
