роскоши, содержал прислугу (valet-musical), способную не только подать к столу или завить парик, но также принять участие в исполнении какого-нибудь трио или квартета; наконец, самые бедные из дворян считали долгом иметь при себе органиста или пианиста. Такая страсть способствовала плодовитости композиторов, новинки камерной музыки находили покупателей, многие старались щегольнуть исполнением у себя еще неизданного квартета или квинтета, покупали рукописи и поощряли начинающих композиторов; так, например, князь Кражалкович купил за дорогую плату первые шесть симфоний Гировеца, а князь Эстергази заказал ему же три мессы, вечерни и Те Deum; князь Ауершперг заказал Шенку целый ряд различных оперетт для своего домашнего театра и т. п.
Одним из первых по времени знакомых Бетховена в Вене был барон Готфрид ван Свитен, сын знаменитого лейб-медика Марии-Терезии и президент правления дворцовой библиотеки; после долголетнего пребывания в Берлине в качестве посланника он возвратился в Вену и основал здесь среди местной знати музыкальное общество, в котором ставил преимущественно духовные произведения северогерманских композиторов или же аналогичные и малознакомые сочинения других авторов; в этом обществе Моцарт был некоторое время пианистом-дирижером и по поручению ван Свитена сделал изменения в инструментовке некоторых ораторий Генделя.
Во время исполнения музыкальной пьесы барон требовал благоговейной тишины; в случае шума или разговора в зале крупная фигура барона подымалась со стула, и этого было достаточно, чтобы прервать самую занимательную болтовню. В концертах многие светские дилетанты не сводили с него глаз, чтобы по выражению лица определить впечатление, производимое каким-нибудь новым произведением и судить о достоинствах последнего. Барон боготворил старика Гайдна, что не мешало последнему познакомить нас с двумя пороками его: ван Свитен мнил себя композитором и написал дюжину симфоний, «таких же неуклюжих, как его громоздкая фигура»; вместе с тем питал он страсть к изображению разнообразных явлений природы звуками и склонял Гайдна к тому же; по случаю появления фортепианного переложения одного произведения, где изображается кваканье лягушки, Гайдн писал: «…меня заставили написать это; жалкая имитация незаметна в оркестре, но на фортепиано она невыносима. Да не осудит меня критика… Я слишком стар и не имею достаточно времени, чтобы пересмотреть и переделать давно написанное».
Жалкие похороны Моцарта и обращение с его вдовой не дают нам основания восхищаться высокими нравственными качествами барона, тем не менее эти факты из его жизни искупаются многолетними трудами на пользу искусства, поддержкой молодых талантов, в числе которых был также Бетховен, являвшийся по вечерам к барону, чтобы сыграть несколько фуг Баха; после этого наш виртуоз оставался иногда ночевать у барона; вероятно, к осени 1793 года относится следующая записка ван Свитена:
Г-ну Бетховену, в Альзергассе № 45, у г. князя Лихновского.
Если ничто не помешает, то приходите в будущую среду, в 8 часов вечера, с ночным колпаком
