людей не заинтересовались бы такой вещью. – Гейнор протянула руку, и я отдала ей флакон. – Вы, наверное, историк или исследователь?
Я улыбнулась.
– Не профессиональный. Но немного интересуюсь историей.
Гейнор подняла на меня глаза:
– Мы родственные души. Я по работе вижу самые разные карты, но больше всего люблю старые, темные. Они всегда оставляют разные возможности для интерпретации, поскольку места со временем заметно меняются.
Места и люди, подумала я. Я чувствовала перемену в самой себе как раз в этот момент: беспокойство во мне ухватилось за возможность приключения, за вылазку в мое давно утраченное увлечение прошлыми временами.
Гейнор подняла флакон к свету.
– Я видела несколько старинных флаконов вроде этого, но обычно они чуть крупнее. Мне всегда казалось, что в них есть что-то неприятное, ведь неизвестно толком, что там когда-то было. Кровь или мышьяк, так я думала, когда была маленькой.
Она пристальнее рассмотрела гравировку, провела по миниатюрному животному пальцем.
– Правда похоже на маленького медведя. Странно, что больше нет никаких знаков, но, наверное, можно счесть, что он когда-то принадлежал хозяину лавки, вроде аптекарской. – Она вздохнула, возвращая мне флакон. – У папы золотое сердце, но я не понимаю, зачем он послал вас ко мне. Я честно не представляю, что это за флакон или откуда он.
Она взглянула на лежавшую перед ней карту, вежливый способ дать мне понять, что наш краткий разговор окончен.
Тупик. От разочарования у меня вытянулось лицо. Я поблагодарила Гейнор за то, что уделила мне время, и пошла прочь от стола. Но едва я развернулась, она меня позвала:
– Простите, мисс, я не расслышала, как вас зовут?
– Кэролайн. Кэролайн Парсуэлл.
– Вы из Штатов?
Я улыбнулась:
– По акценту, наверное, сразу понятно. Да, я приехала туристом.
Гейнор взяла ручку и склонилась над картой.
– Ну, Кэролайн, если я еще чем-то могу вам помочь или если выясните что-то о флаконе, я с радостью вас выслушаю.
– Конечно, – сказала я, кладя флакон в карман.
Впав в уныние, я решила забыть и про этот предмет, и вообще про мадларкинг. Я, в общем, не очень-то верила в то, что некоторые находки – это судьба.
7. Элайза. 5 февраля 1791 года
Я проснулась от боли в животе, какой не испытывала прежде. Сунула руки под ночную сорочку, прижала пальцы к коже. Кожа под ними была на ощупь теплой и припухшей, и я сжала зубы, когда внутри начала разрастаться тупая боль.
Боль была не такая, как бывает, когда объешься сладостей или закружишься со светлячками в саду, как бывало дома. Она гнездилась ниже, словно мне нужно было облегчиться. Я побежала к горшку, но тяжесть все равно не ушла.
А ведь меня ждала такая важная работа! Самая важная из тех, что мне поручала госпожа. Важнее любых тарелок,
