и потерей равновесия. Но он добродушно смеется.
– Да, не самый лучший момент, – добавляет Зик.
– Зато, кроме тебя, никто не вызвался прыгать первым, – вставляет девушка с каштановыми волосами. – Кстати, меня зовут Шона. А правда, что у тебя только четыре страха?
– Поэтому меня так и называют, – киваю я.
– Ух, ты! – восклицает Шона. Похоже, что она впечатлена, отчего я выпрямляюсь. – Ты, наверное, урожденный лихач?
Я пожимаю плечами, дескать, возможно, и так, хотя я точно знаю, как обстоят дела на самом деле. Она не знает, что я пришел сюда, чтобы сбежать от уготовленной мне участи. А ведь я изо всех сил стараюсь пройти посвящение лишь потому, чтобы мне не пришлось признать, что я самозванец. Урожденный альтруист в результате нашел пристанище среди лихачей. Уголки ее рта расстроенно опускаются, но я не пристаю к ней с расспросами.
– Как твои поединки? – спрашивает меня Зик.
– Нормально, – говорю я, демонстрируя лицо в синяках. – По мне видно.
– Зацени. – Зик поднимает голову – и я упираюсь взглядом в огромный синяк над его челюстью. – И все это – благодаря ей. – Он тычет в Шону большим пальцем.
– Он меня сделал, – улыбается Шона. – И я получила сильный удар. У меня никак не получается выиграть.
– Тебя не смущает, что он тебя ударил? – вырывается у меня.
– А почему меня должно это смущать? – удивляется она.
– Ну, хотя бы потому, что… ты девушка.
Шона обескуражена.
– Ты что, думаешь, что я не могу вытерпеть боль, как и любой другой неофит, просто потому, что у меня другое тело? – Она показывает на свою грудь, и я ловлю себя на том, что на мгновение задерживаю на ней взгляд, прежде чем соображаю отвернуться. Мое лицо пылает.
– Извини, – бормочу я. – Я совсем не то имел в виду. Я пока не привык к этому.
– Да, я понимаю, – без злобы соглашается она. – Но ты должен знать, что здесь, в Лихачестве, не важно, парень ты или девушка. Важно то, на что ты способен.
Амар поднимается, кладет руки на бедра в драматичной позе и марширует в сторону открытого дверного проема. Поезд ныряет вниз, и Амар, который даже ни за что не держится, сдвигается в сторону и качается вместе с вагоном. Лихачи резко поднимаются со своих мест. Амар прыгает первым, бросаясь в ночь. Остальные торопятся за ним, и я позволяю толпе нести меня в сторону двери. Меня пугает не скорость, а высота, на которой мы находимся, но сейчас поезд едет близко к земле, и я прыгаю без страха. Я приземляюсь на обе ноги и спотыкаюсь, прежде чем остановиться.
– Смотри-ка, ты делаешь успехи, – отмечает Амар, пихая меня локтем. – На, глотни. Похоже, тебе кое-что не помешает, – добавляет он, протягивая мне флягу.
Я никогда не пробовал алкоголь. Альтруисты никогда не пьют, поэтому достать его было негде. Но я видел, какими расслабленными делаются захмелевшие люди, а мне безумно хочется выбраться из своей старой кожи,
