где оно может скрываться, когда над равнинами сияет альфа Центавра. Также было неизвестно, существует ли несколько особей, или «аэростат» является единственным представителем своего вида.
К Танкреду подошел официант.
– Мне то же, что моей даме, – сказал тот, указывая на бокал Клоринды.
– Мне нравится, когда ты называешь меня «своей», – с шаловливой улыбкой сказала она, когда официант отошел.
Амазонка протянула над столом руку к Танкреду. Тот погладил большим пальцем ее ладонь.
– Глядя на тебя, трудно поверить, что всего пять дней назад ты была серьезно ранена.
– Ранена, но по-прежнему жива. И все благодаря тебе, мой верный рыцарь.
При этих словах огонь, пылающий в ее глазах, разгорелся еще ярче. После того случая ее любовь к Танкреду стала намного сильнее. Их руки соединились в крепком пожатии.
Официант вернулся с бокалом вина, и они чокнулись. В центре отдыха этим вечером было спокойно. Случалось, что солдаты, еще не отошедшие от горячки дневного боя, устраивали здесь потасовки, вынуждая вмешиваться военную полицию, но на этот раз ничего подобного не предвиделось. А поскольку их могли услышать за соседними столиками, влюбленные избегали слишком интимных тем и болтали обо всем и ни о чем: о трудностях акклиматизации в центаврийских условиях, о жизни в Нормандии, об итальянской кухне или же о последних модных эпических поэмах. Танкред пожалел, что расписание столовых вынуждает их ужинать порознь в восемнадцать тридцать. Чего бы он не отдал за возможность как-нибудь пригласить Клоринду на вечернюю трапезу вдали от солдатской атмосферы Нового Иерусалима, как когда-то на борту «Святого Михаила».
Когда кафе центра закрыло свои двери, они продолжили вечер в своем убежище влюбленных, на скальном массиве у края плато. Ночь была холодной, но Танкред предусмотрительно прихватил подстилку. Прижавшись друг к другу, они забылись, разглядывая незнакомое небо и развлекаясь тем, что придумывали необычные имена звездам или прозрачным туманностям.
Потом Клоринда шепнула ему:
– Знаешь, мы больше не возвращались к тому разговору, но я много думала о том, что было тогда сказано.
Танкред прекрасно знал, на что она намекает, но с невинным видом переспросил:
– О чем ты?
– Ладно тебе, не прикидывайся, ты отлично все понял! Полторы недели назад ты сделал мне предложение…
– Конечно же, я все помню, радость моя! Я тоже думаю об этом каждый день.
Она поудобнее устроилась в его объятиях. А он смотрел на отсветы линии фронта вдали. Десятки огней перемещались в небе: воздушный круговорот непрерывно подпитывал поле сражения людьми и оборудованием.
– В госпитале я записала сообщение своему опекуну. Сообщение, в котором я объявляю ему о наших намерениях…
– А… – Танкред сдержал дрожь, дело принимало серьезный оборот. – И… ты его отправила?
– Нет,
