style="font-size:15px;"> – И кто она? Ты ее любишь?
– Не говори глупостей, Клер, – морщится Байрон. – Любовь – это полная чушь. Избитый термин, обозначающий смесь комплиментов, романтики и лжи.
Обе барышни в душе не согласны с ним, однако разговор прерывается из-за появления доктора, бледного, с густой шевелюрой, отливающей цветом меди. Ему не больше двадцати: мальчишка с ученой степенью.
– Прошу прощения за опоздание, – ни на кого не глядя бормочет он.
– Добрый вечер, Джон, – Мэри убеждена, что неприязнь к человеку – не повод забывать о вежливости.
Полидори не отвечает на ее улыбку. Кажется, он вообще не умеет улыбаться. Мисс Годвин, застенчивой от природы, трудно поддерживать разговор с малознакомыми людьми. Впрочем, с того момента, как Перси представил ей Джона Полидори, сам доктор едва ли произнес и десять слов. Клер сразу окрестила его Лунатиком, а Мэри пришла к заключению, что никогда еще не встречала более скучного джентльмена, совершенно лишенного утонченности и вкуса.
Справедливости ради стоит заметить, что и у личного врача Байрона сложилось отнюдь не лестное впечатление о новых друзьях лорда. Шелли показался ему откровенным нарциссом, мисс Клермонт – пустой кокеткой. Что же до мисс Годвин… Когда она впервые вошла в гостиную, комната как будто наполнилась солнечным светом и пряным ароматом цветов. Но ее подчеркнуто вежливый, точно снисходительный тон неприятно задел Полидори, который вдруг ощутил себя мелким и незначительным. Слишком высокомерная, решил Джон и почти не обратил внимания на сумрак, воцарившийся в гостиной с ее уходом.
За последующие недели их мнение друг о друге не переменилось. Мэри невольно вспоминает шутку Перси о том, что необходимость бодрствовать доктор переживает как личное оскорбление.
– Я задержался в зверинце. Дарвелл заболел, – говорит Полидори, поднимая глаза на Байрона. Отчего-то его голос звучит виновато.
– Только не Дарвелл, – лорд буквально испепеляет взглядом своего врача.
Гости догадываются, что речь идет о медвежонке – самом ценном обитателе зверинца Байрона. Еще во время учебы в Кембридже он держал в своей комнате ручного медведя, о чем потом долго напоминали следы когтей на стенах. Уезжая из Англии, поэт позволил себе странную блажь – начал коллекционировать зверьков, преимущественно грызунов, которых провез за собой через пол-Европы. Звери время от времени сбегают, прогрызая ходы в углах клеток, но оставшиеся плодятся с такой скоростью, что хозяин не придает большого значения утрате части своей коллекции. Однако полугодовалый медвежонок по кличке Дарвелл – уникальный экземпляр, которым Байрон особенно дорожит. Он даже заказал специальную разборную клетку, чтобы любой из слуг мог справиться с ее переноской и сборкой.
– Делай, что хочешь, но медведь должен выжить, – от угрозы, скрытой в интонациях лорда, у Джона мурашки по коже. Раштон внутренне ликует, подавая доктору тарелку с рыбой.
Клер
