от потерь; их не затрудняли ни отвоз раненых, ни доставка провианта и фуража; свежая пища для них и корм для лошадей были всегда готовы с избытком; короче – все им было с руки; пугливые жители помогали им во всем и жертвовали последним, чтоб их не озлобить. Нашим случалось частенько заглядывать в ранцы пленных французов, где непременно находили почти у каждого, кроме хлеба, или зажареную птицу, или лакомый кусок шпику, а у некоторых бутылку вина или ратафии. Можно вообразить себе голодного русского, когда нападал на пресыщеннаго с запасом француза: тут уже не было пардона, и всегда верная смерть последнему… Казаки в набегах добывали много поживы у неприятеля; они налетали внезапно на французских фуражиров, и нередко забирали их в плен вместе с добычею. Для пехоты, вообще, труднее было доставать прокормление, и мы часто постничали по целым дням[13]. Знаменитый вождь наш умел, однако, мастерски смягчать это жестокое положение: при всяком движении войск, он непременно станет на самом видном месте и непременно встретит каждый полк несколькими ободрительными словами. Чтоб более ознакомить солдат с собою и утешить их голод, он тут же, на походе, входил с ними в короткую беседу и вливал в русских воинов непобедимую твердость духа.
Для многих из нас, и в особенности для немцев, странным казалось, что обозы наши, и казенные, и офицерские, на всем отступлении до Ольмюца, как будто и не существовали при армии. По распоряжению главнокомандующего, вся эта хозяйственная часть находилась всегда впереди, на расстоянии двух, а иногда и трех переходов, и войска на марше не встречали и самомалейших препятствий: все движения совершались без замешательства, в удивительном порядке.
После жестокой сечи при Мельке, где, к общему всех сожалению, мы лишились двух храбрых полковников: Мариупольского гусарского, Ребиндера и Киевского гренадерского, Щербинина, русская армия подошла к Санкт-Пельтену, и впотьмах, вблизи города, стала на позицию. Большая часть городов Верхней Австрии построена из камня, и вообще живописной наружности; у каждого дома ворота с калиткой, окованы железом и всегда на запоре; улицы вымощены и во многих с тротуарами. Квартира одного только главнокомандующего была в городе; все прочие генералы находились при своих местах. По городам запрещалось производить обычные поиски, да и было невозможно: все домы настоящие крепости. Едва люди воротились с дровами и соломой, едва развели огни, как меня потребовал Дмитрий Сергеевич Дохтуров. Он дал мне горсть червонцев и приказал купить для него в городе белого хлеба, вина и что только можно из съестного; для переноски велел взять с собою несколько гренадеров, примолвив: «Постарайся достать хоть что-нибудь: совсем отощал». Я доложил генералу, что в ночное время, может статься, ничего нс найду, и что в таком случае обращусь на кухню главнокомандующего. «Хорошо, только спаси от голода», – отвечал он. Взяв с собою шестерых гренадеров, я исходил все закоулки небольшого города, однако безуспешно;
Офицеры особенно много терпели нужд. Тогда не было в обыкновении отпускать для них порцию натурою; им выдавались рационные деньги, которые всего чаще были в кармане ненужною мебелью, кроме разве для игры в карты; ничего съестного нигде нельзя было купить, запасов же иметь невозможно; брать телегу для клади запрещалось; дозволяли, и то не всегда, вьючную лошадь – одну на всех ротных офицеров. Благодетельная перемена – отпускать для офицеров порцию натурою – последовала в царствование блаженной памяти Императора Николая, в войну с турками 1828 и 1829 годов. Эта мера принесла великую пользу и тем уже, что на биваках между офицерами почти уничтожилась картежная игра, что было очень заметно при обложении Варны, в эту эпоху, славную для российского оружия. Прежде, от избытка рационных денег, частенько, на досуге, голодные офицеры резались в фаро, и многие проигрывались в пух, так что где и можно б было отогреть и поправить желудок, так уже не на что было: в кармане не оставалось и гроша… В прусскую войну 1806 и 1807 и шведскую 1809 и 1810-го годов, я не раз был свидетелем горестных сцен решительного проигрыша, довольно забавного, впрочем для лиц посторонних. Но в кутузовскую кампанию 1805 года не было времени ни гулять, ни играть в карты…
