а Люся Соболевская – его жену Корнелию!
На радостях таких, уже изрядно поднабравшись, Люся и Аркадий Петрович незаметно покинули застолье и решили прямо в буфете прорепетировать сценку довольно сложного спектакля, который состоится в следующее воскресенье.
Люська быстро сбегала в гримёрную, схватила из шкафа широкую простыню, прихватила бельевую прищепку и медную диадему, висевшую над дверью вместо лошадиной подковы.
Шуйский не стал её дожидаться, он уже сидел за дальним столом и закусывал бутербродом. Люська вытащила его за руку и повела к большой грузинской бутыли с вином. Не выпуская его руку, налила себе и почти залпом выпила полный стакан, а потом потащила подальше от столов.
Аркадий Петрович, весело хихикая, скидывал с себя мундир чекиста, сапоги и штаны под прикрытием белой простыни, которую держала Люська, неуверенно стоящая на красивых ножках, обутых в туфельки-лодочки.
Закрученного в простыню с прищепкой на левом плече Шуйского, публика подняла на стол, предварительно стащив скатерть и всё, что на ней было. Выпив стаканчик, поднесённый вместе с огурчиком, Шуйский начал импровизировать. Не зная ещё текста предстоящего спектакля, развязанный язык Аркадия Петровича молотил чушь, которую впихивал в свои монологи, собранные по слову, а где целыми фразами и цитатами со всех спектаклей, в которых играл когда-то. Получалось очень забавно и смешно.
Раисе в этот воскресный вечер не везло, она пропустила начало премьеры в зале, пропустила и второй спектакль в буфете. Сняв с головы пуховый платок, она подошла к первому столику и остановилась, не обращая внимания на сидящего Черепкова с блестящими, наглыми глазами, который не моргая пялился на неё и что-то жевал.
Шуйский протыкая руками клуб табачного дыма, облаком проплывающий под потолком, выразительно завершал свой длинный монолог:
– Маску зверя снова вижу я! И что под нею: хобот, иглы, чешуя? Как коварен он, смеётся, он бодается, плюётся! Под личиною он смел, безрассудству нет предела, скольких в жертву приносил, сколько выпил крови! О-о-о… царица, берегись! Телом пышным страсть не разожги, в неге сладкой пребывая. Не заметишь ты во сне, как хобот твоё тело накрывает! Берегись же, берегись…! Маску зверь снимает, страсть уж боле не сдержать, зверя хобот обнажился, и надменное лицо, он при тебе вскрывает! – и в этот самый момент, Люська запустила обе руки под простыню, вцепилась во что-то и резко потянула вниз, как бы завершая этим длинный монолог. Пьяная публика ликовала!
– Славно, славно…! – похлопывая в ладоши, произнёс Черепков. – А у Вас, Раиса Михайловна, действительно, муж талантом не обделён, вы только посмотрите, как он страстно играет извращённого до предела зверя – эдакий мавр! Люська, я так понимаю, за хоботом полезла, чтобы… – звук хлёсткой пощёчины звонко разнёсся по всему буфету.
Кровь ударила Раисе в голову, лицо
