неподвижно, словно бессловесное чучело, вроде витринного манекена. Фиктивный человек. Но я рисовал его так, будто это был спящий ребенок. Искусно вырезанная фигурка, похвалил я себя. Моя лучшая работа. И чем дольше я глядел на него, лежавшего неподвижно, тем больше он напоминал мне маленького мальчика. Много позже, когда мне пришлось поместить его лицо рядом с лицом живого человека, сходство не оказалось столь убедительным. А когда сравнивать было не с чем, вполне можно было поверить в его одушевленность.
Какое же чудесное изделие я создал! Какое творение! Воистину ожившее дерево. И вдруг я ощутил гордость за самого себя, за свое творение. Я почувствовал себя исполнившим свое предназначение. Глупец.
– Это мое творение, – прошептал я.
На другой день я не стал отпирать дверь и открывать ставни. Я еще не был готов дать ему свободу – кем бы он ни был. Когда я проснулся утром, оказалось так странно увидеть, что он еще жив. У меня словно гора с плеч упала! Он играл с вещицами, которые я ему дал.
– Я разговаривал с ложкой, – сообщил он, нарушив покойную тишину. – Я обменялся парой слов с молотком. Я пооткровенничал со стамеской. Послушай, я знаю, что на уме у твоей ножовки.
– О чем ты?
– У них есть тайный план. Вот о чем.
– У них? План?
– Именно! Они планируют мятеж. Ты знал, что твой карандаш тебя терпеть не может?
– Как так? Это же обычный карандаш.
– Но он мне все рассказал!
– Неправда.
– Это слова карандаша. Его зовут Эрнесто. В нем сохранилась частица предыдущей личности, в бедняге карандаше. Думаю, раньше он был гораздо выше. А ты его укоротил, постоянно затачивая. Ты превратил бедного Эрнесто в коротышку.
– Ложь! Ты лжешь!
– Нет, я говорю правду, – настаивал он, и в тот момент кое-что случилось.
Могу поклясться на Библии, я не вру, клянусь!
Нос – нос деревянной куклы, и так изрядный – вдруг удлинился!
О, непослушное дерево! О, непонятная жизнь!
– Правду. Правду. ПРАВДУ! – продолжало деревянное изделие, точно не замечая, как жутко растет его нос.
Некоторое время я наблюдал, как этот нос удлинялся и толстел, так что я испугался, что он упрется в стену. Нос вырос настолько, что его хозяин потерял равновесие, качнулся и упал вперед. Что за уродство! Что за скверный отросток! Мерзкое зрелище. Я не на шутку перепугался.
Я вытаращился на этот нос, на эту мерзость, недостойную жить, но живую, и в ужасе завопил.
И, словно откликаясь на мой вопль, ибо ужас, как вам должно быть известно, весьма заразителен, мое изделие само пришло в ужас. И завопило следом.
А-а-а-а!
А-а-а-а!
– Что такое? – кричал он.
– Не знаю… Твой нос!
– Останови его! Прошу, останови!
– Но я не знаю как.
– Он мне неприятен.
– Это
