она мужика сживает и дитё не жалко!
– Я жду Стефана, чтобы прощения попросить! – крикнула Даша, блеснув полными слёз глазами. – Вы же ничего не знаете! Вы, Марь Васильевна, сами на Василича кричите! – Даша развернулась, взмахнув полами халатика, и выбежала вон.
Маша задохнулась от возмущения и, не успев выразить его Даше, грозно повернулась ко мне.
– Маша, подожди, – остановила я, – подожди, пожалуйста.
Маша выдула изо рта воздух себе на лоб вначале с одной стороны рта, потом с другой.
Так она делает всегда, когда сердится – словно сдувает со лба прядки волос, хотя из туго сплетённых кос Маши никогда не выбивается ни единого волоса. Богатые косы лежат короной вокруг головы, открывая округлое лицо, маленькие розовые уши, украшенные серёжками, и горделивую шею с неизменной ниткой кораллов. Бусы эти, подаренные на день рождения, были первым подарком Василича своей будущей жене, тогда ещё невесте.
– Давно надо было поговорить, да всё не соберусь, – начала я. – Маша, я прошу терпимее относиться к членам семьи. Эльза предпочитает реже встречаться с тобой, Дашу ты часто до слёз доводишь. Даша легка на слёзы, да и коришь ты её по делу, но всё же чаще по пустякам. Мало того, теперь и Насте стало перепадать. Что случилось, Маша? Устала, выбери санаторий какой или островок, я куплю тебе и Василичу путёвки, съездите, отдохнёте.
– Кто кормить-то вас будет? – выкрикнула Маша и сделала паузу, давая мне возможность осознать всю бессмысленность своего предложения. – Без Василича, может, и можно обойтись, Стефан подменит, а на кухне кто? Я встаю в половине пятого и вона, уже первый час, а я ещё не ложилась. Устала, говоришь? Конечно, устала! Эльзе помощников на генералку приглашаешь. У Настьки в помощниках весь дом. У Дашки, – Маша кивнула на дверь, в которую выбежала Даша, – и так не много хлопот, так ещё и дитё своё на меня оставляет! И вместо спасибо, ничего не скажи ей! Ишь ты! А я? Всю ораву одна кормлю! Ты обо всех заботишься: «Эльза, устала, иди отдохни. Настенька, приляг поспи, пока я с детьми погуляю. Даша, кормишь! Похудеешь, когда кормить перестанешь», – передразнила она, удивительно точно повторяя мои интонации.
Я невольно улыбнулась, и моя улыбка её обидела – гневно сверкающие глаза увлажнились, а тон поутих:
– Для всех у тебя ласковое слово найдётся. Мужиков опекаешь, как маленьких – Стефан то, Пашенька сё. И Василича моего не забываешь, спасибо, – взмахнув рукой, она поклонилась. – А я что? «Благодарю, Маша» и всё? Обидно мне, Маленькая, не ценишь ты меня, да… – она обречённо махнула рукой, – и никто не ценит, один Василич разве. – Маша замолчала, достала из кармана халата салфетку и начала сморкаться. Скомкав салфетку в руках и глядя на неё, прибавила: – Я и хлопот-то тебе никаких не доставляю. А всё не любишь ты меня, как не родная я.
– Машенька, ты не просто хлопот не доставляешь, ты мне помогаешь в хлопотах с другими членами семьи! Прости, если внимания тебе мало уделяю. А что не люблю тебя, тут ты не права. И сама знаешь, что не права! И люблю, и родная ты мне, а уж Серёже и подавно! Он ведь ребёнком тебя ещё помнит. Устаёшь ты, тоже понимаю – семья растет, а
