по сравнению с бесконечностью той же материальной Вселенной – двигал многотонные звезды, системы, галактики, как ему заблагорассудиться! Абсурд идеи, хотя мантика "Книги Перемен" с виду трезво практична и рациональна, обнаружился с развитием прикладной науки, (дискретной математики, в частности); на этом фоне, несомненно, усматривается гениальность мышления Конфуция, который сразу сказал, что не рассуждает о чудесах, насилии, хаосе и духах. А здесь все четыре элемента в одном, и что ещё забавнее: "И цзин", претендующая на тайную доктрину со всей присущей ей мистической составляющей, напрямую опровергает корреляционную ассоциативность (зависимость) факта от истины36. И при этом методика "реальной смены будущего" при помощи гаданий (Книга Перемен) таки вошла в конфуцианский канон. Браво! (Аплодисменты).
Ши Лао
Господин Ши Лао (старец) тоже не сразу стал уважаемым и почтенным. Тем более, раньше никто бы даже и не подумал назвать его господином. В детстве он носил имя Лиу (течение), которым его называли в семье близкие, а когда немного подрос, получил приставку "товарищ". В то время течение жизни вдруг получило резкое ускорение (духовный прогресс), можно сказать, кардинально превысило все свои гипотетические возможности и потеряло реальную узнаваемость (технологическая сингулярность). Оттого понять, что творилось во времена хунвейбинов27 сейчас практически невозможно. А тогда было всё предельно ясно, и товарищ Лиу шагал в первых рядах красной гвардии Мао, пока не выяснилось, что у него есть душа, и эта "зараза", наверное, верит в Бога. Впрочем, к чему эти "пережитки прошлого" – хунвейбины жгли всё подряд и стоили новую жизнь, от самого начала. А Лиу писал для товарищей стенгазеты – крупные пиктограммы красивым почерком, – предельно понятную историю сотворения мира.
Дело произошло в городе Циндао в провинции Шаньдун. Товарищ Лиу приехал туда с поездом дружбы искоренять четыре пережитка прошлого, помогать местным студентам изобличать монархистов. Вопрос касался одной сотрудницы городской больницы, фамилия и имя которой, по мнению студентов, изучавших историю, были созвучны фамилии и имени буржуазного художника эпохи Тан, изобразившего на своих картинах аспекты сладкой жизни императора и его гарема. Это не могло не затронуть чувства революционно настроенной молодежи; копнули глубже, и оказалось, что "монархистке" симпатизируют многие в больнице, и даже первый секретарь горкома вступился за неё. Тут молодые товарищи, и Лиу вместе с ними, принялись выявлять скрытых "агентов горкома"; возможно, где-то перестарались. Они обливали черной краской сотрудников больницы, заставляли их прыгать, лаять и кричать "Я – нечисть!" Тех, кто не хотел прыгать, били по пяткам, кололи иголками и проводили "душеполезные" беседы в кладовой среди куч грязного окровавленного белья. В этой-то темной коморке Лиу впервые испытал на себе адские муки.
Студенты заволокли в кладовую дежурную медсестру, прямо за волосы – подругу сотрудницы со странной
