LXXXIII
Если бы Джон Уитмор запоздало не сообразил вынуть из нагрудного кармана платок и красноречиво протянуть его мне, я бы даже не задумалась о том, что мне срочно необходимо чем-то зажать безостановочно кровоточащую мочку уха, но недвусмысленные действия явно обеспокоенного моим состоянием адвоката заставили меня наконец вспомнить о своей травме и равнодушно приложить кусок белоснежной ткани к ране. Так и я стояла за трибуной, одной рукой судорожно удерживая микрофон, а другой фиксируя намокший от крови платок, и, наверное, мой вид был сейчас настолько устрашающим и жутким, что повисшая в зале тишина превратилась в звенящее безмолвие, пронизанное напряженным ожиданием финальной развязки. Казалось, никто не смел просто пошевелиться, дабы своим неловким движением не нарушить последние секунды хрупкого равновесия, хотя каждый из присутствующих великолепно понимал, что девятый вал уже навис над Олдридж-Холлом и в любой момент накроет всех собравшихся с головой.
–Я не собираюсь слушать твою двуличную болтовню, – вполоборота бросил Дарен, -мне это не интересно, и так знаю, что ты за птица. Продолжай и дальше строить из себя аристократку, но я не намерен на это смотреть. Идем, Кейт, нам больше нечего здесь делать. Олив, ты с нами?
–Нет, Дарен, я останусь и выслушаю леди Олдридж, – ледяным голосом отчеканила Оливия Саффолк, и достаточно громко, так, чтобы ее услышали окружающие, добавила, – кроме того, как врач, я могу сказать, что после твоей мерзкой выходки, ей скорее всего понадобится накладывать шов, и чем быстрее будет оказана медицинская помощь, тем лучше. Поэтому если тебе больше нечего сказать, избавь нас от своего общества и не заставляй графиню терпеть боль.
–С каких пор ты встала на сторону этой женщины? – презрительно осведомился Дарен, явно раздосадованный бескомпромиссной позицией своей невесты и закономерно чувствующий себя публично униженным ее резкими фразами, прозвучавшими, как удары хлыста.
–Я на стороне здравого смысла, Дарен, а вот у тебя, похоже, ум окончательно зашел за разум, – для настоящей леди, воспитанной в чопорной гостиной семейного особняка, Оливия Саффолк безусловно вела себя чересчур прямолинейно и в чем-то даже вызывающе, но на фоне повсеместно господствующего ханжества ее решительная искренность невольно внушала симпатию, а та отвага, с которой она ринулась на мою защиту, не могла не восхищать. В шикарном вечернем туалете, с тщательно уложенными волосами и переливающимися в лучах электрического света бриллиантами, она все равно производила впечатление непримиримой бунтарки, сражающейся за право оперировать пациентов, а не вязать носки у камина.
–Оставайся, Олив, я не настаиваю, – с деланным безразличием усмехнулся Дарен, – мне неприятно видеть, что ты примкнула к лагерю моих врагов, но теперь во всяком случае я точно знаю, что мне не следует рассчитывать на твою поддержку. Идем отсюда Кейт, меня уже тошнит от этого балагана!
–Боже, это отвратительно!
