style="font-size:15px;"> – Дяденьки, в трамвае осталась моя рука. Давайте вернёмся за рукой…
Всё это – война. Не приведи Господь кому-нибудь ещё раз увидеть это.
Сухари в сладком чае
О быте ленинградцев в годы войны написано очень много, но ещё больше не написано, много больше…
В каждой квартире обязательно стояла печка-буржуйка, в окно, в форточку, выходила железная труба, и дома дымили, как пароходы, – если, конечно, было чем дымить. Печки повсеместно звали не буржуйками, словно бы в противовес годам гражданской войны, – а времянками. Времянки эти привозили в ЖАКТы, так тогда сокращённо величали жилищные административно-коммунальные товарищества, конторы же жактовские распределяли печки уже по квартирам. Кстати, по правилам противопожарной безопасности форточки надо было обязательно заделывать железом, а ещё один лист железа – подстелить под саму времянку.
Но где найти столько железа в блокадном Питере? Для этого надо было построить целый завод… Поэтому обходились как могли.
Самое интересное – по квартирам ходили пожарники и штрафовали хозяев, у которых времянки стояли не на листах железа, а на голом полу, и люди охотно отдавали им деньги… Ведь это была, если хотите, некая примета жизни, нечто довоенное… Денег в блокадном Питере, к слову, было много, только на них ничего нельзя было купить. Можно было выменять, но не купить.
Спали на кухнях, не раздеваясь, прямо около печек, ели, что было хотя бы чуть съедобно. Случались и праздники.
Поэт Сергей Давыдов, например, вспомнил, как домой с фронта дважды приезжал отец, сержант-пехотинец, в первый свой приезд он забрал патефон и увёз его на позиции, во второй – забрал пластинки, в основном с записями Изабеллы Юрьевой, Шульженко, Утёсова – в один приезд осилить не мог, сил не было, поскольку люди, оборонявшие Питер, голодали точно так же, как и сами блокадники. После приезда отца Давыдов много лет – десятки годов – помнил, что отец привёз с фронта два сухаря, вымоченных в чае с сахаром.
Ох, какие сладкие это были сухари! Никогда потом Давыдов не ел таких сладких вкусных сухарей. Все ощущения у блокадников ведь были обострены до крайности, всякая слабенькая сладость обращалась от голода в мёд, поэтому и казалось, что сухари те были густо намазаны мёдом.
В ходу у блокадников были и блинчики из горчицы.
Запасов этого товара в Питере было много – в основном порошковая горчица, упакованная в прессованные брикеты, обёрнутые плотной жёлтой бумагой. Она и на разбомбленных Бадаевских складах в достаточном количестве имелась, и в райпищеторгах. Что же делали с нею ленинградцы? Голь ведь всегда была на выдумку хитра, испокон веков так считалось. Питерские хозяйки брали горчицу, вымачивали её один раз, другой, третий, четвёртый – процесс этот шёл примерно три дня, потом добавляли в вымоченную горчицу воды; если удавалось раздобыть щепоть муки – добавляли муку и пекли оладьи. Пекли либо на воде, либо на машинном масле – у кого что было, на том и готовили. Ели эти оладьи с аппетитом. А вот маленький Серёжка Давыдов
