ещё обозвала попрошайкой.
– Жадная какая.
– И злая. Я пытался ей что-то сказать, а язык не поворачивается, словно к нёбу прирос. Хоть бы кусок отрезала, жадина.
– Не переживай. Сейчас картошка остынет.
Но я ткнул пальцем в горячую картофелину и, обжигаясь, затряс рукой.
– А ты – ложкой, – сказала мама и положила в алюминиевую чашку несколько картофелин. – Горячие, не обожгись.
Она мягко погладила меня своей тёплой и жёсткой ладонью по голове, потом пошла к вешалке и сняла фуфайку с крючка.
– Ты куда, мам? – спросил я.
– Схожу к Ивану Калачёву. Видела вчера, он на мельницу ездил.
Снова подошла к шестку и вынула кипящий чугунок с похлёбкой, и, как бы разговаривая сама с собой, добавила:
– Живут же люди… Хлеб у них не переводится и не покупной.
И смолкла, отводя глаза в сторону, вытирая их кончиком ситцевого платка.
Мне стало жалко её, и я, прижимаясь к ней, сказал:
– Не плачь, мама, я выросту, стану выращивать хлеб, и он у нас будет всегда. Правда, мама. Не плачь. Я тебя люблю, ты у нас самая хорошая, и лучше тебя никого нет на свете.
– Ладно, сынок, иди, ешь, картошка-то, наверное, уже остыла. А я пойду дам корму скотине. А то овцы уже вякают, а коза блеет. Тоже проголодались. Все есть хотят, корма не напасёшься. И вышла во двор.
Очистив картоху и прежде чем сесть за стол, я перекрестился перед божницей в красном углу, повторяя:
«Отче наш, который на небесах! Мы дети Твои, и у Тебя наша отчизна…
Хлеб наш насущный дай нам сегодня. Поддержи нашу жизнь сейчас, ибо мы верим, что о завтрашнем дне Ты позаботишься…»
Помолившись, я быстро поел, тут и мама пришла.
– Поел?
– Угу…
– А помолился ли?
– Молился перед едой и после. Ты же говорила и бабушка, что без Бога не до порога. Бог – наше всё!
– Верно, сынок. Без молитвы Божьей нельзя жить. Она, как путеводная звезда, указывает дорогу в Царство Небесное. Этот закон Божий ты помни всегда и не забывай. Отступление от него приведёт к сатане.
– Я помню, мама.
– Ну, и молодец. Так всегда и живи с Богом, и помни, что жизнь дана нам на добрые дела. И бойся худых дел, они до добра не доведут, а в беду окунут. Не хулигань, не ругайся и чужого не бери.
– Я и не хулиганю, и не беру…
– Так и живи, и грехи на себя не вешай. Они, как камни, на шее повиснут. Ты тут оставайся, а я пойду.
– И я с тобой.
– Нет, ты оставайся, а то Зина с Толей проснутся, а они ещё маленькие, заплачут, одних-то нельзя оставлять. Я скоро вернусь.
– Салазки возьми.
– Зачем? Мешки под завязку носила, а пуд-то донесу.
Она взяла пустой мешок, повесила его на сгиб локтя, затем картофелину
