и периодически покашливающая в кулак Беата Штайнбах увлеченно роется в застиранном барахле, было настолько удивительно и необычно, что персонал фонда с трудом сдерживал эмоции. Я была собрана и молчалива, на моем лице не отражалось ни малейших признаков смущения, а мрачная целеустремленность в моих глазах разом заставила потрясенных сотрудников прикусить язычки. Уверена, что не менее экзотично я выглядела, когда со здоровенным мешком наперевес пешим ходом топала по обочине в Хорнебург: мимо проносились знакомые автомобили моих недавних друзей, но водители коллективно делали вид, что не замечают медленно бредущей вдоль трассы фигуры, а уж о том, чтобы меня подвезти, естественно, ни шло и речи. Так что свое новое жилье я с горем пополам обустроила своими силами, и данное обстоятельство позволило мне в полной мере осознать, что у меня имеются неплохие шансы на выживание в этой жестокой реальности.
Похороны Йенса я посетила главным образом для того, чтобы продемонстрировать всем собравшимся абсолютное отсутствие раскаяния. Я больше не подвергала сомнениям последние откровения Йенса, и смерть его физического тела означала лишь долгожданную свободу разума. На кладбище Ор-Эркеншвика хоронили некоего Йенса Беккера, того, кто мог бы вырасти совсем другим человеком и прожить совсем другую жизнь, если бы в раннем детстве случайно не оказался носителем чужого сознания, поэтому выставленный в капелле гроб не вызвал у меня горьких слез. Этот Йенс фактически умер сорок пять лет назад, и оплакивать его было уже достаточно поздно. А тот Йенс, рядом с которым мне было комфортно даже просто молчать, с которым мы до последнего дня толком и не разговаривали, хотя и виделись чуть ли каждый день, надеюсь, он получил то, о чем мечтал – возможность вернуться в свое измерение, где ему больше не придется ломать себя ради маскировки под местного жителя. Вот почему мои глаза были сухими, осанка прямой, а мысли светлыми.
На церемонии прощания, куда меня никто не звал, но откуда никто и не выгнал, я впервые увидела родственников Йенса, вопреки моим предположениям, явно не поскупившихся на организацию погребения. Будучи приблизительно в курсе, в какую сумму обходятся в Германии похоронные расходы, я была уверена, что с учетом натянутых взаимоотношений в семействе Беккер, Йенса проводят в мир иной по самому дешевому разряду, а в самом худшем случае и вовсе решат сэкономить и прибегнут к услугам похоронных дискаунтеров, за довольно небольшую плату вывозящих тела в Чехию для анонимного захоронения в братской могиле. Однако, господа Беккеры меня бесконечно удивили, и мне оставалось лишь строить догадки, что заставило семью столь ощутимо потратиться на церемонию. Насколько мне было известно, наследовать за Йенсом кроме долгов, в принципе, было нечего, а особой любовью родственников он не пользовался. Да, безутешной скорби на лицах я не заметила, но среди немцев это и не было особо принято, зато пастор прочел длинную, пафосную и далеко не бесплатную речь, представившую покойного замечательным
