и холодные утренние росы. Если тогда, на кладбище, я ничего толком не почувствовала, то здесь, несомненно, царила особая атмосфера. Здесь я не ощущала ни страха перед неопределенным будущим, ни боли от бездарно потраченного прошлого, и когда адвокат Эберта привез мне решение суда, я даже испытала некоторое сожаление от необходимости навсегда оставить это место.
Наверное, судья оказался мужчиной и глубоко проникся ситуацией Эберта, потому что развели нас в невероятно короткий срок. В принципе, логично: как-то негуманно обрекать обманутого рогоносца-мужа целый год выносить предательницу-жену, нагулявшую на стороне ребенка. В общем, я собрала свои нехитрые пожитки, сообщила представителю бывшего мужа, что отныне все вопросы со мной надлежит обсуждать дистанционно, и улетела на родину. Я искренне рассчитывала, что мне не придется возвращаться в Ор-Эркеншвик и мне удастся на расстоянии урегулировать все моменты с гражданством.
Дома меня ждала комната в родительской квартире и полное отсутствие четких перспектив. Я надеялась восстановиться в университете, получить высшее образование, устроиться внештатным корреспондентом в какую-нибудь скромную газетенку и мелкими шажками продвигаться вверх по карьерной лестнице. Касательно личной жизни у меня не было никаких планов вообще, и я изрядно сомневалось, что после брака с Эбертом они у меня когда-либо возникнут.
ГЛАВА XV
Со дня моего возращения на родину минуло полноценных четыре года, и невзирая на то, что за это время мне, безусловно, удалось в корне изменить свою жизнь и наконец-то почувствовать себя хозяйкой собственной судьбы, я достаточно быстро осознала, какая громаднейшая пропасть пролегает между социальным статусом женщины в Европе и ее объективным положением в отечественных реалиях. Я покинула родную страну в чрезвычайно юном возрасте, когда розовые очки еще не спали с моих глаз, и святая уверенность в том, что мир прекрасен и удивителен, абсолютно не способствовала философскому осмыслению окружающей действительности. Красивый, остроумный, обеспеченный иностранец казался мне живым воплощением сокровенных девичьих мечтаний, а свой отъезд в Германию я воспринимала не иначе, как закономерный финал волшебной сказки, в которой скромная Золушка вдруг вышла замуж за принца и поселилась в его роскошном дворце. Насколько жуткой былью обернулась в итоге вышеописанная история, мне сейчас не хотелось даже вспоминать, но что ни говори, в чудеса я отныне не верила, и на протяжении последних лет старательно вырабатывала в своем характере граничащую с откровенным цинизмом практичность. Получалось у меня, во-первых, не очень, а во-вторых, не сразу, а в определенный момент я вовсе была вынуждена констатировать, что некоторые компоненты пресловутого «дыма отечества» не только не отличаются сладостью, но и натуральным образом ядовиты. В результате дошло даже до того, что дома я ощущала себя в большей мере иностранкой, чем в Германии, и обратная адаптация отняла у меня массу
