приболел, и мама не смогла приехать на мою свадьбу. Стефаном звали маминого мужа. В перечне ее супругов он числился под номером четыре, но стал первым, кто осуществил мечту моей родительницы и вывез ее за границу. Более того, общий стаж семейной жизни со Стефаном у мамы давно превысил совокупную продолжительность всех ее предыдущих браков. И это учитывая, что Стефан был старше ее лет на двадцать, возглавлял кафедру философии в Берлинском Университете, и внешне походил на бородатого гнома с кожаным портфельчиком вместо кирки и отбойного молотка. Свою первую, и я так думаю, последнюю жену, Стефан нашел через сайт знакомств, и уже через полгода мама получила статус фрау Рихтер и навсегда помахала своей родине украшенной обручальным кольцом ручкой.
На тот момент мне почти исполнилось двадцать, и я как раз заканчивала журфак. Игру в «дочки-матери» мы затевать не стали, и когда мама в лоб спросила, хочу ли я ехать с ней, я без колебаний предпочла остаться. Мамины мужья с детства засели у меня в печенках, и хотя все они как один, были исключительно хорошими людьми, даже после развода преданно обожавшими мою мать, успели мне основательно осточертеть. В общем, мы с мамой расстались с родственной теплотой, пожелали друг-другу всяческих успехов, и устремились в самостоятельное плавание. Мы никогда не теряли связи и каждый вечер обменивались по телефону дежурными фразами о погоде и природе, мне даже показалось, что на расстоянии мы стали гораздо ближе. Моя мама родила меня в шестнадцать, и, потратив всю свою молодость на мое вполне достойное воспитание, имела полное право устроить свою собственную жизнь.
Мама принадлежала к числу тех женщин, о которых обычно говорят «self-made», она сделала себя сама, и я ею восхищалась. Она начинала с уборщицы, окончила техникум и «поднялась» до кассирши, а через несколько лет дослужилась до главбуха. И все это одна, с маленьким ребенком на руках. Неудивительно, что к такой сильной личности тянулись добрые, но слабые мужчины, не выдерживающие в итоге маминого превосходства. Думаю, секрет прочности брака со Стефаном, заключался как раз в том, что он себя отлично чувствовал на вторых ролях, почитывал себе лекции и попивал пивко в ближайшем кабачке.
Наши с мамой взаимоотношения можно было назвать скорее «нейтральными». Она родила меня слишком рано, чтобы в ней успел развиться материнский инстинкт, но в то же время она всегда обладала гипертрофированным чувством ответственности, и если уж мне суждено было появиться на свет, следовательно, ее святой долг – заботиться обо мне до достижения совершеннолетия. Да, может быть, мне порой не хватало нежности, может быть, иногда мне хотелось прижаться к маминой груди, но зато никто не лез мне в душу.
Не делала мама этого и сейчас. Не допытывалась, зачем, почему, для чего. Просто спросила, нужна ли мне помощь и посоветовала побольше соблюдать осторожность. А еще, как ни в чем не бывало, рассказала мне об улучшении состояния здоровья Стефана и слегка неискренне посокрушалась по поводу сорвавшейся свадьбы. Вот так и поговорили. Чудесная у меня
