за всем текстилем в доме. Скинув туфли и повесив плащ на вешалку, я прошла в комнату, и первым, что увидела, оказались пяльцы с натянутой на них канвой и мотки разноцветных ниток, горкой возвышавшиеся на журнальном столике.
– Что это? – с удивлением спросила я, разглядывая диковинный предмет, на что Аннушка невозмутимо ответила, усаживаясь в мягкое кресло:
– Вышиваю лошадь. Прочитала в каком-то журнале, что если вышить лошадь, то непременно выйдешь замуж.
– Извини, но я ржу, как эта самая вышитая лошадь, – это же бред, Аннушка, – я уселась напротив и взяла вышивку в руки – на канве действительно уже отчетливо угадывался силуэт серой лошади с роскошной развевающейся гривой.
– Зря смеешься, – отозвалась Вяземская, забирая у меня пяльцы, – знающие люди говорят, что это правда работает.
– Ага – одна девочка пятьдесят лет не могла выйти замуж, а потом вышила лошадь Пржевальского, и моментально в ее двери постучался принц на точно такой же, да?
– Ой, перестань! Твой скептицизм просто невыносим, – поморщилась Анна, убирая работу в большую плетеную корзинку.
Мне было смешно слышать подобные вещи от Аннушки – от человека, который, к примеру, понятия не имел, кто такая Матрона Московская, зато однажды затащил меня к ее мощам. То еще было приключение…
Мы стояли в длиннющей очереди страждущих, Анька курила, вызывая неодобрительные взгляды истинно верующих, и вдруг спросила своим звонким голосом:
– Варь, я вот не знаю, а что надо говорить?
– Где говорить? – не поняла я.
– Ну, вот мы сейчас войдем к этой женщине, она же спросит, зачем мы пришли, так что я ей должна сказать-то?
Я потеряла дар речи, а вокруг нас мгновенно образовалась пустота – верующие расступились, как воды моря перед Моисеем, как будто не желая даже дышать одним воздухом с нами. Я, если честно, решила, что сейчас нас начнут просто бить…
– Дура! – прошипела я, хватая ее за руку. – Нет там никакой женщины, там мощи, понимаешь? И говорить ничего не надо – просто попроси про себя то, чего хочешь! Могла бы хоть узнать, куда прешься!
– А-а! – разочарованно протянула Аннушка, совершенно не смутившись. – Ну, ладно…
И вот теперь она же, начитавшись какой-то ерунды в глянцевом журнальчике, мается над пяльцами, вышивая какую-то там лошадь, чтобы выйти замуж… Ну, скажите – реально обижаться на такого незамутненного человека?
Меня всегда удивляло, как Аннушка, воспитанная в интеллигентной и образованной семье, ухитряется выдавать иной раз такое, от чего я теряла возможность соображать и не знала, что сказать. Однажды в опере, куда она же меня затянула, после просмотра «Травиаты» Аннушка вдруг спросила:
– А автор на поклон не выйдет?
– Кто? – Я сперва решила, что она шутит, но, взглянув на подругу, поняла, что она спрашивает совершенно серьезно.
