обстоятельств обращают здесь на себя внимание. Вопервых, это неопределенность планов барона: на этой стадии он изучает придворный контекст и нащупывает возможные направления прожектирования. Как мы видим, уже в первые недели своего пребывания в России ему каким-то образом удается выявить интересующие царя темы, такие как строительство кораблей, в том числе за границей, или импорт иностранных специалистов. Соответственно, формулируется несколько прожектов. Представлению прожектов могло предшествовать какое-то обсуждение с царем: барон упоминает, что подготовил документы «по вашим указам». Из второго, «адриатического», «прожекта», можно понять даже, что это был не первый документ, представленный бароном царю: Сент-Илер упоминает «таких людей, которых я имел честь предложить чрез един от мемориалов моих». Поскольку, однако, «такие люди» в данном случае – это квалифицированные навигаторы, то, может быть, речь идет просто о проекте Морской академии, поскольку он как раз и позволил бы царю завести в своем государстве таких специалистов. Впрочем, уверенности в успехе прожектов нет: в марте Лави сообщал, что Сент-Илер планировал отправиться в Лондон и что его невеста раздобыла для него у крон-принцессы Шарлотты рекомендации к английскому двору25. Очевидно, что барон пытается подстраховаться: если российские прожекты не увенчаются успехом, он постарается использовать матримониальный успех в Петербурге как трамплин для нового раунда прожектерства в Англии.
В итоге, при всей своей кажущейся абсурдности, прожекты на поверку оказываются склеенными из вполне реальных фрагментов, подсмотренных наблюдательным бароном в Петербурге. Возьмем «адриатический прожект»: как известно, именно в этот период Борис Иванович Куракин по приказу Петра строит новые и покупает готовые корабли для российского флота в Голландии и Англии. Одновременно тот же Лави сообщает о миссии Лефорта-младшего, отправленного рекрутировать в Европе ремесленников на строительство Петербурга26: эти планы воспринимаются французским правительством вполне серьезно и вызывают даже легкую панику в Морском совете, подогреваемую тем же самым Лави и французским консулом в Данциге27. Примечательно, что один из нескольких французских торговых кораблей, добравшихсятаки в 1715 году в Санкт-Петербург, был гружен именно вином и водкой: узнав о его прибытии, Петр лично прибыл на борт и продегустировал напитки28. Наконец, развернуться «адриатический» проект должен был именно в том регионе, где барон отметился своими похождениями и который он хорошо знал: в июле Лави доносил, что Сент-Илер переписывался с французским консулом в Мессине, которая была ключевым пунктом в предприятии29. Кажется, даже идея жениться на придворной даме могла быть «подсмотрена» бароном: 28 января, буквально через несколько недель после его прибытия в Петербург, там состоялась свадьба другого француза, Никиты Петровича (Франца) Вильбоа, с русской придворной дамой, внешняя непривлекательность которой, по словам Лави, компенсировалась ее обширными
