толкнул дверь и шагнул в сенцы первым, пригнувшись, чтоб не стукнуться лбом о притолоку. Вера Алексеевна последовала за ним. Распрямившись и почти коснувшись головой ската крыши, Артамон обернулся к ней и пошутил:
– Кавалергарды высоки – подпирают потолки.
В шестиаршинной горнице никого не было, кроме старухи, бабы в синей юбке, мальчишки и девочки лет восьми. Старуха, сощурившись, посмотрела на вошедших и хрипло сказала:
– Хтой-та приехал, не узнать.
– Как не узнать, молодой барин.
Баба поклонилась, заставила поклониться и девочку, хотела подойти к ручке – Артамон сердито сказал: «Не надо, я этого не люблю».
– А ты, кажется, Арина? Видишь, – он обернулся к жене, – я хороший хозяин, всех своих крестьян знаю. Арина, а муж Егорка. Я помню, как тебя выдавали… он ведь пьяница был, папаша подумал – женить его, так, может, образумится. Помнишь, Арина, как ты за Егорку не хотела?
– Что же, глупая была, – спокойно отвечала Арина.
– Не пьет теперь?
– Слава Богу, сократился. Пьет, да меру знает. Овец вот завели.
Во время этого хозяйственного разговора Артамон поглядывал на Веру Алексеевну – видит ли она, какой он рачительный барин.
– У бабки память больно худа стала, хоть кочны клади, и те проваливаются. Чего утресь делала, и того путем не помнит, стара, – словно извиняясь за старуху, нараспев продолжала Арина.
– Как стара? Да не старей же папеньки.
– Куда как старее, батюшка, люди бают, уж восимисит есть.
– А все работает, – заметила Вера Алексеевна.
– Как же без того, барыня-матушка, на том держимся, – отвечала Арина, слегка кланяясь на каждом слове и утирая губы ладонью. Она явно гордилась своим умением поговорить с господами.
Агафья во время разговора стояла неподвижно, все так же сощурившись, словно силилась сама припомнить, кто же эти нарядные гости.
Артамон подошел к ней.
– Испужалась бабка, – сказала из-за спины Арина.
– Узнаешь меня, Агафья?
– Где там, барин.
– Ты меня совсем забыла… Я, это верно, давно тебя не видал, как учиться уехал, до войны еще. Помнишь молодого барина, которого ты нянчила? А брата моего? А Катиньку? Неужто всех запамятовала?
Агафья с сомнением взглянула на него.
– Тёмушка махонький был… а ты, батюшка, эвон косяк мне высадишь.
– Так я и был махонький… диво ли? Двадцать лет прошло. Тебе еще маменька кокошник с бисером подарила.
– Здесь кокошник-то, – спохватилась Арина. – Достань, Наська… может, вспомнит.
– Не трогай руками-то, замараешь, – строго сказала Агафья.
Артамон засмеялся:
– Надо же, молодого барина не помнит, а кокошник помнит. А какие сказки она мне рассказывала, Веринька… заслушаешься.
– Сказки она и теперича
