сразу вернут мастера?
– Да, – сказал он. – Вероятно, восстановят.
Папа встал.
Дядя Витя вышел из ринга, забрал табурет, потом вынул капу из стакана, встряхнул ее, вложил папе. Ударил гонг, и папа вышел навстречу Карташову.
Они начали сразу.
Карташов пошел на папу, дергая левой, наверстывая упущенный раунд. Он шел, чуть наклонясь, плотно прижав подбородок к груди, и папа быстро двигался, встречая его с дистанции или на отходе. Потом Карташов оказался к нам спиной – спина у него была широкая, сужающаяся книзу, локти плотно прижаты к бокам, и сразу становилось видно, что он нокаутер. Он был закрыт везде, где грозил сильный удар, и сам бил так, что звук удара был отчетливо слышен в гомоне публики. Зрители теснились в проходах, свешивались с балкона, и мне вдруг стало казаться, что это одно кричащее лицо, кто-то кричал Карташову на весь зал:
– Сережа, левой!
Карташов шел, раскачиваясь из стороны в сторону, и папа бил высоко в голову, потому что Карташов был хорошо закрыт. Когда они сближались, папа всякий раз пускал в ход левую или сильно бил навстречу справа. После одной из атак у Карташова потек нос, нижняя часть лица была вся в крови, да только остановить его было совершенно невозможно.
Скорей бы раунд кончился, подумал я.
Они сошлись в ближнем бою, и Карташов стал бить по корпусу. Я видел, как локти его стали двигаться, и удары, казалось, входят в папу. Папа попробовал связать его, только это было всё равно, что остановить шатун у паровоза. Карташов послал левый в голову, папа нырнул и вырвался, хватая ртом воздух, и ударил его правой с дистанции; рефери остановил бой, вынул платок и вытер Карташову лицо, потом выбросил платок за канаты и сказал:
– Бокс!
Публика ревела не переставая. Я увидел в первом ряду шофера такси, рот у него был открыт, и я вдруг почувствовал, что в животе у меня стало пусто и холодно, а Карташов, раскачиваясь, шел на папу, и я подумал, что они все были бы просто в восторге, если бы папа упал, да только папа не падал, и я знал, что он не упадет, и он бил Карташова так, что перчатки накрывали лицо, – рефери метался возле них, и я подумал, что этому конца не будет, когда ударил гонг.
Папа сел, положив перчатки на канаты, дядя Витя выскочил на ринг и стал обмахивать папу полотенцем, потом смочил губку, сунул ему за майку, туда где сердце, и снова взялся за полотенце. Он что-то говорил, а папа сидел, запрокинув голову, и Карташов сидел так же, а его секундант крутил полотенце, оттянув ему резинку на трусах, а потом вытер кровь с лица, и я подумал, что Карташову сейчас тоже не сладко.
– Спорный раунд, – сказал мужчина, сидевший рядом со мной. – Только бы Саша не устал.
– Папа не устанет, – сказал я. – Он побьет его, вот увидите.
– Ну и бой! – сказал мужчина.
В громкоговорителях послышался шорох, объявили, что Сергей
