здесь чужая?
– Я из Шварцвальда.
– Вон как, из Шварцвальда! Я тоже оттуда, выходит, мы земляки. Как тебе нравится в Лехштеттене? Мне он вовсе не по душе.
– Пока не могу сказать, я тут всего-то восемь дней. Но мне тоже не очень по душе. А вы давно здесь?
– Нет, три дня. Но земляки друг с другом на «ты», верно?
– Нет, я так не могу, мы же совсем друг друга не знаем.
– Не знаем, так узнаем. Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется. Откуда же вы родом, барышня?
– Вам это место незнакомо.
– Как знать. Или это секрет?
– Ахтхаузен. Всего-навсего маленькая деревушка.
– Но красивая, правда? Впереди на углу часовня, и мельница есть или пилорама, а там большой рыжий сенбернар. Так или нет?
– Господи Боже мой, Белло!
Поскольку девушка уверилась, что он знаком с ее родиной и действительно там бывал, недоверчивость и уныние большей частью развеялись, и, изрядно повеселев, она быстро спросила:
– Вы и Андреса Флика знаете?
– Нет, я никого там не знаю. Однако ж это, поди, ваш батюшка?
– Да.
– Тогда вы, стало быть, барышня Флик, и если я теперь еще и имя узнаю, то смогу написать вам письмецо, коли случится мне снова проходить через Ахтхаузен.
– Вы никак уже сызнова в дорогу собираетесь?
– Нет, не собираюсь, но хочу узнать ваше имя, барышня Флик.
– Да ведь и я вашего не знаю.
– Жаль, но это дело поправимое. Меня зовут Карл Эберхард, и ежели мы как-нибудь встретимся днем, вы будете знать, как меня окликнуть, а мне-то как вас тогда назвать?
– Барбара.
– Ну вот, так-то лучше, большое спасибо. Правда, имя ваше произнесть трудно, но готов поспорить, дома вас звали Бербеле.
– Верно. Но раз вы и без того все знаете, почему задаете столько вопросов? Хотя пришла пора заканчивать. Доброй ночи, кожевник.
– Доброй ночи, барышня Бербеле. Приятных снов, ну а я вам еще немножко посвищу. Не убегайте, это ж ничего не стоит.
И он сей же час принялся насвистывать и вывел искусную мелодию вроде йодля, с двойными нотами и трелями, искристую, словно танцевальный напев. С удивлением девушка внимала этакому мастерству, а когда все смолкло, тихонько закрыла и заперла ставню, меж тем как Кнульп впотьмах добрался до своей комнатки.
На сей раз Кнульп встал утром вовремя и перво-наперво решил воспользоваться кожевниковой бритвой. Однако кожевник уже много лет носил окладистую бороду, и лезвие безбожно затупилось, так что, прежде чем побриться, Кнульпу пришлось добрых полчаса править его на кожаной подтяжке. Покончив с бритьем, он надел сюртук, взял в руку башмаки и спустился на кухню, где было тепло и уже пахло кофеем.
У жены мастера он попросил щетку и ваксу, чтобы почистить башмаки.
– Ах,
