style="font-size:15px;"> Андрюша, опершись на локти, посмотрел вытаращенными глазами на Вовку и, на этот раз довольный, что с ним шутят, сказал бодро:
–– Наверно, нет.
Тогда Вовка добавил упрямо:
–– А Вася – одевается.
Андрюша подождал немного, надеясь, что Вовка отойдёт, потом глянул на одетого уже Васю и прошептал:
–– Наплевать… пойду…
Когда они трое, шагнули было к ярким дверям, Вовка вдруг остановился, словно забыл что-то. Он подошёл в Эльману Джабарову, последнему в отделении «старику», ставшемуся спать, И, не дотрагиваясь до него, окликнул тихо:
–– Эльман.
Тот, лёжа на спине, открыл свои тёмные глаза.
–– Эльман, – Вовка назвал опять Джабарова по имени, не по фамилии, как всегда, чтобы показать, что он сейчас не приказывает, а только предлагает: – В части, недалеко от нашей, с поста ушёл караульный солдат. Он пьяный. С оружием. С боевыми патронами. Стрелял уже в людей. Может, кого-то убил. Надо бы его задержать. А? Иду я. Идёт Зарубин…
Эльман перебил его твёрдо – как будто только и ждал, когда Скопенко к нему подойдёт. Его лицо, с тёмной полоской усиков, было недвижно, сосредоточенно, а голос – как всегда рассудителен, с оттенком извинения за акцент:
–– Я не могу. Меня ждут родители, да? Невеста тоже ждёт, да? Я их люблю. Они меня любят. Если я сделаю себе плохо, они будут плакать. Значит, я их не люблю, да?..
Но от него уже отходили.
В пустом коридоре Скопенко обратился к замполиту теперь как положено. Тот записал, что есть добровольцы, что их трое, пофамильно, и дал приказ выдать им оружие.
Когда выбежали на улицу к машинам, Вовка едва успел помочиться за углом.
2
С кузова прыгали на асфальт и при этом не охали бодро, не ругались беззлобно, не заговаривали, а молча осматривались и отыскивали ту точку, как всегда это делает солдат в тревожную минуту, куда надо настороженно смотреть. И сейчас каждый, сверясь по глазам других, смотрел на то место на обочине, где стояла кучка офицеров, человек пять, с большими звёздами. Они как бы огородилась ото всех своими затылками и словно в какой-то игре выдумывали, чем бы всех озадачить. Поодаль стояли другие офицеры, лейтенанты и капитаны, не разговаривали и делали вид, что им уже заранее известно, о чём говорят в кучке. А повсюду вокруг, на обеих обочинах и на самом шоссе, стояли редкой и скованной толпой солдаты.
Крытые машины растянулись в две колонны, одна навстречу другой, и первые из них как бы упирались в гражданский «газон», который поэтому бросался в глаза, и те солдаты, что были спереди него, неотрывно смотрели на лобовое стекло: оно было матовое от мелкой ветки трещин и с дырой…
Было тихо, прохладно. Ночь – а светло. Небо серое, ровное – словно бы его и нет. Далеко видна прямая лента шоссе. На обочинах, у леса, лежал очень ровными полосами туман, так что хотелось подойти и потрогать его. И шоссе, и туман светились, казалось, сами по себе…
Вдруг в кучке, которая с затылками,
