но факт значительного числа русских поселенцев в указанных местах в XV – XVII веках неоспорим. Не исключена и их главенствующая хозяйственно-экономическая роль в этих местах в силу указываемых Я. З. Ахмадовым причин [1, с.115].
Судя по всему, в тот период, когда кабардинцы начали расселяться на Северном Кавказе, чеченское общество – восприемник древних нахов – находилось на той стадии своего этнического развития, которую можно назвать, по нашей классификации, периодом наивного детства (через этот период прошли все народы, независимо от времени своего появления на свет), то есть, было чрезвычайно доверчиво и открыто, любознательно и общительно и, в тоже время, свято соблюдало свои родовые установления, складывающиеся на протяжении многих веков достаточно изолированного существования. В то же время, оно было ещё в значительной степени разобщено, что также характерно для названной стадии этнического взросления. Вне соприкосновения с внешним миром, каждый тейп видел в представителях другого, тем более отдалённого тейпа, чужаков. Ускорить процесс слияния многочисленных чеченских тейпов в единый народ могло только активное взаимодействие с внешним миром, с другими этносами, как источником опасности для саморазвития каждого чеченского тейпа и всей чеченской общности, в целом. В данном случае, мы видим отчётливое проявление диалектического закона единства и борьбы противоположностей: нормальное этническое развитие возможно только в условиях активного взаимодействия с другими, более зрелыми, этносами, в какой бы форме это не выражалось. А выражается это, чаще всего, в форме борьбы, – в том числе, и вооружённой, – за свою независимость, за свои исконные права и т. д. Парадокс в том, что слияние родственных племён в единый этнос вне такой борьбы невозможно, и чуждый этнос-противник является, одновременно, и этносом-соучастником, этносом-сообщником, этносом-партнёром в процессе развития своего, нередко, более молодого визави.
Так или иначе, но возраст и соответствующая ему разобщённость чеченского этноса предопределили ту сравнительную лёгкость, с которой более зрелый кабардинский этнос поставил в зависимость от себя этнос чеченский, во всяком случае, немалую его часть. Но именно теперь, благодаря взаимодействию с кабардинским и в значительной степени с русским этносами, взросление чеченского этноса ускорилось.
Судя по всему, взаимоотношения между чеченцами и русскими довольно долго носили вполне мирный характер. Иначе невозможно было бы создание русскими поселений и развитых хуторских хозяйств, о которых говорит У. Лаудаев [18, с.6].
Но с течением времени добрососедство это начало разрушаться, и не столько по причинам, которые всегда лежат на поверхности, сколько в результате глубинных процессов, совершенно не зависящих от воли чеченцев и русских.
Реконструкция этого процесса (позволю себе повториться) открывает нам следующее.
1)
