народов. Но в данном случае, мы наблюдаем ещё и разделение чеченского общества на две очень сильно различающиеся группы: чеченцев, представляющих горские тейпы, и чеченцев, проживающих на равнине и представляющих, в целом, исторически более развитую часть общества. И если первые, до недавнего времени, представляли собой довольно замкнутую общность, мало взаимодействующую с окружающим миром, в очень большой степени хранительницу и пользовательницу ОБЫЧНОГО ПРАВА и, следовательно, носительницу колоссального заряда потенциальной энергии, которая, выплеснувшись после 1991 года, нашла своё естественное русло в виде строительства феодально-рабовладельческого государства, то представители равнинных тейпов, среди которых насчитывалась масса высокообразованных, очень далеко ушедших в своём индивидуальном и общественном развитии (в сравнении с первой группой) людей, живущих современными представлениями о мире и о том, в частности, каким должно быть чеченское общество, видели Чечню светским цивилизованным государством. И пусть одни – в составе России, а другие – полностью независимым, но именно светским и современным. Думается, что к таковым можно объективно причислить и господина Масхадова, наблюдая за отчётливыми тенденциями в его деятельности по строительству государства. Он явно не разделял и не одобрял идеологию исповедующих ваххабизм полевых командиров. Но его беда в том, что он оказался лишённым социальной базы на территории Ичкерии, так как большинство из тех, кто разделил бы его взгляды на строительство цивилизованного государства, оказались за пределами Чечни. Таким образом, в самой Чечне его политические противники обладали неоспоримым численным перевесом. В итоге, он оказался в безвыходном положении, когда ему пришлось солидаризоваться в вооружённом противостоянии федеральным силам со своими политическими противниками, притом, что до августа 1999 года были очень неплохие перспективы решения проблемы государственности Чечни политическим путём.
В связи с вышесказанным, хотелось бы подчеркнуть: факт оставления родных мест элитой чеченского общества под натиском бурных событий говорит, что эта элита – люди общероссийского менталитета, а многие и всероссийского масштаба, так как рамки только Чечни для приложения сил и способностей этих людей исключительно тесны. До 1996 года, – до странного, но вполне поддающегося объяснению, зигзага со стороны центральной российской власти по отношению к чеченскому сепаратизму, – эта элита, при всех душевных болях за свою терзаемую родину, поддерживала в массе своей федеральную власть, понимая, что возможность НОРМАЛЬНОГО развития Чечни вне России (или без России) – иллюзорна. Никто из реально мыслящих людей не допускал мысли, как бы он сам внутренне не относился к проблеме статуса Чечни, что Россия решится на предоставление независимости одной из входящих в её состав республик,
