вот пришло утро расплаты. Пылаева с плохим предчувствием ковырялась в нелюбимой овсянке, с опаской поглядывая на вход.
И дождалась.
Влетевший в столовую Матвей взглядом отыскал цель и, вихрем промчавшись мимо друзей, направился к ней. Злой как сто чертей.
Пелька, напевая себе под нос мелодию имперского марша из "Звёздных Войн", поспешно выскочила из-за стола, с невинными глазками пятясь к стеночке.
– А ну стоять, клофелинщица! – пригвоздил её к месту яростный голос. – Готовься, выдерга. Тебе сейчас будет хана.
– Караул! Убивают! – пискнула Пылаева, пускаясь в бега.
Юркая девчонка так лихо носилась между столиков, что догнать её было ещё не так просто. Игра в салки заставила их сделать круг, откуда Пелька уже без особых проблем выскочила из столовой, кинувшись к лестнице и снося с ног замешкавшихся.
Несмотря на кеды и преимущество в расстоянии, убежала она недалеко. Этажом выше в учебных коридорах Матвей догнал её, скручивания в прямом и переносном смысле в бараний рог: сгибая, заламывая руки и хватая сзади за шею.
– Ты совсем сдурела? Чего сразу фосфором не отравила?
– Да где б я его взяла, а? – возмутилась та и ойкнула, когда ей от души зарядили по заднице.
– У тебя с головой чисто эпизодическая дружба? Как ты вообще додумалась снотворным меня накачать?
– А ты что думал? Что я такая пришла и послушно ноги раздвинула?
– Дура! Я похож на озабоченного? Да не тронул бы я тебя!
– Ага. Я вчера это так и поняла, когда ты целоваться полез.
– Правильно. А чего ты вообще голой не пришла? Мы бы тогда в шахматы сели играть.
– Я не умею в шахматы. Лучше в шашки. Ауч, – очередной смачный шлепок по пятой точке.
– В следующий раз я свяжу тебя, засуну в рот кляп и точно трахну.
– Какой следующий раз? Я тебе больше ничего не должна! Твоё желание исполнено.
– Это с какого боку?
– Как с какого? Я пришла? Пришла. Не моя проблема, что ты продрых возможность… Ауч! Да ну больно же!
Громкие голоса эхом блуждали по длинному коридору с оранжевыми стенами, невольно заставляя всех, кто находился поблизости, стать незапланированными слушателями.
Из открытого класса сольфеджио вышел высокий мужчина: в рубашке, брюках и с сияющей от горящих потолочных ламп лысиной.
– Молодые люди, не могли вы решать личные проблемы в другом месте? – попросил он голосом, которому сложно было не подчиниться. И смерил таким взглядом, после которого нельзя не пристыдиться.
Нелли выпустили, наконец, на свободу.
– Простите, – пробубнила она смущённо, одёргивая бордовую юбку с завышенной талией.
– Извините, – кашлянув, поддакнул Бондарев.
– У вас разве нет занятий? Хватит бесцельно шататься по коридору.
– Простите, – снова
