солдатских масс, а эти массы не желают кормить вшей в окопах и умирать под пулями. Это значит, что большевики для сохранения своего режима будут продолжать переговоры.
Большая политика – это для избранных, а сотни тысяч граждан России ожидают в новом году только избавления от большевизма. Для этого они согласны на все: на возвращение монархии, на военную диктатуру и даже на приход немцев.
Так ли они встречали предыдущий новый год? Шла война, но какие были надежды! И вот за несколько месяцев мир перевернулся. Русские сначала свергли царя и провозгласили республику, потом пытались совершить военный переворот и установить диктатуру генерала Корнилова, следом допустили возвышение большевиков и захват законной власти, которую, по существу, тогда, в начале ноября 1917 года, никто не защитил.
Теперь, когда Совет народных комиссаров имеет власть и осуществляет диктатуру пролетариата, русские начинают рвать на себе волосы от отчаяния и проклинать все на свете».
«Если бы эти люди лучше защищали своего императора год назад, этого кошмара сегодня бы не случилось», – перечитал граф недавнюю запись в дневнике. Он хорошо помнил обстоятельства её появления.
26 декабря 1917 года де Робиен ужинал в ресторане «Контан» на Мойке, 59, единственном заведении в Петрограде, где ещё имелась в меню винная карта. Погреба многих других заведений, организаций и частных лиц были разграблены, и роскошные коллекционные вина, стоившие огромных денег, рекой текли по улицам города, услаждая глотки необузданной солдатни и матросов. Еще недавно вся эта пьяная братия была армией защитников, на которых возлагалось столько надежд!
– Какой ужас! – произнес про себя граф. – Прежде неведомое русским слово «анархия» царит повсюду, как говорят французы: «перемешался суп с вином».
В ресторане в тот вечер было многолюдно. За столиками отдыхала приличная публика, в зале много офицеров. Ближе к ночи в зал зашел и утроился за столиком «товарищ» в бескозырке и бушлате. Он осмотрелся, достал маузер и сделал знак офицерам, тем, что продолжали носить погоны, указав на дверь. Офицеры подчинились и вышли. Вскоре они вернулись на свои места, сняв в передней погоны, знаки отличия, и без стыда продолжили ужин, услаждая свой слух великолепным исполнением знаменитых оперных арий. Никто не вывел из зала наглого матроса. Ситуация выглядела настолько возмутительной, что Робиен тот час покинул ресторан.
– И эти люди надеются на сострадание и помощь союзников! – возмущался французский граф. – Где офицерская честь? Воистину эти «бывшие», как их называют большевики, уже сошли с колесницы истории.
Робиен снова перелистал страницы рукописи, словно переживая заново события прошедшего месяца:
«Большевики мнят себя новыми самодержцами и безжалостно крушат всех, кто осмелился противостоять им. Городская Дума отказалась подчиниться приказу о роспуске, они арестовали мэра и главных советников. Больше нет свободы прессы: газеты временно
