конь! Отец стригунком выменял, беречь завещал, а я… в саседнем калхозе на каня и быка-трехлетка праменял.
– Да ну?
– Эх, мало взял… Такой конь!
– Как же это ты облапошить так сумел? Ну и деляги. Прав да, что лошадям золотые зубы вставляете?
– Клянусь атцом: да! Если бы тот плешивый с пятном на башке не сбежал, этот, Мишкой-камбайнером завут!.
– Вовремя сковырнули. Что, хочешь выкарабкаться?
– Земляк, пажалуйста…
– Шубы не жалко? Обдуришь кого-нибудь, чего жмешься?
– Бери, чтоб ее собаки порвали!
– Да не мне, под колесо подложить.
Выехал цыган, выбил из шубы снег. У нее оказались оторванными рукав и воротник.
Подошла толстая цыганка, весенняя знакомка Гордея, узнала его, улыбается.
– Давай погадаю, золотой, что было, что есть и что будет – скажу, все вижу…
– Давай лучше я тебя научу гадать, деньга сама пойдет, – говорит Гордей. – Ты вот усатая – за тобой грешки водятся, в изрядных телесах – детей у тебя нет, глаза большие – сердце твое свободно от мужика, любишь визжать и сплетничать, характер покладистый, но вспыльчивый, торговать ты не умеешь, тебе бы по хозяйству управляться – самое то.
– Он тебе сказал? – сердито тыкая в стороны руками, говорит цыганка, ставит перед Гордеем полутощий рюкзак. – Мой муж умер, ясно тебе?
Цыган часто мигает, приподняв густые брови, вопросительно смотрит на Гордея.
– Перестань, у меня на это дар от Господа, – говорит довольный собой Гордей. – Вот покажи, в ка кой дом ты ходила, а я скажу, чего ты там продала и на сколько.
– Знахарь, – поджимает губы цыганка, – ну вон тот, где собака маленькая, а злая?
– От силы тыщ двадцать пять выцыганила, а продала кофту.
Цыганку чуть не хватил апоплексический удар, настолько точно угадал Гордей.
– Душа моя, – говорит Гордей низким придушенным голосом, вожделенно глядя на цыганку, – брось ты эти копейки, займись тем ремеслом, что природа тебя наградила: вымой у меня пол в избе – и будешь довольна.
Злой демон опять начал беситься внутри Гордея. Он не прочь разговеться, он все же мужик и все мужское ему не чуждо. Месяц живет без женщины, а деревня – не город, женщины на углу не стоят.
Цыганка говорит что-то цыгану, тот усмехается, пожимает плечами, хмыкает и идет к машине. Она говорит ему что-то гортанное, цыган даже не оборачивается.
Не сразу цыганка схватила тряпку и ведро, она как экскурсант, принюхиваясь крючковатым носом, обошла избу, при виде неприбранной постели с простынями жгутами игриво спросила:
– Плохо спишь, золотой?
Гордей осмелел в греховодной страсти, змей-искуситель принялся шептать ему на ухо, чтобы лишка не рассусоливал. Взял цыганку за руку, притянул к себе.
– Не спеши, не спеши, золотой.
Чувствуя себя на небесах от легкого счастья, Гордей слетал в магазин, прикупил винца, кол баски, достал из подполья
