не меняет. Она все та же – застенчивая, благородная миссис Уилкс, истинная леди! И Эшли. Он видел смерть, узнал войну, был ранен, находился в плену, вернулся – и ничего не нашел, меньше чем ничего, но все равно он джентльмен, каким был, когда за ним стояли все «Двенадцать дубов», вся их сила и богатство. Уилл другой. Он понимает действительное положение вещей, впрочем, ему нечего было особенно терять. А что до Сьюлен и Кэррин, то они полагают, что это лишь временные затруднения. Они не переменились, столкнувшись с изменившимися условиями жизни, потому что убеждены: это все скоро пройдет. Они думают, Господь Бог собирается сотворить чудо, специально для их пользы. А Он не будет. Одно только чудо здесь и может быть сотворено – это если мне удастся обработать Ретта Батлера… А они не изменятся. Наверное, и не могут измениться. Одна я только изменилась – да и я бы не изменилась, если бы могла как-то справиться со всем этим…»
Наконец Мамми выставила мужчин из столовой и закрыла двери, чтобы подготовиться к примерке. Порк помог Джералду подняться наверх и улечься в постель, а Эшли с Уиллом остались одни в круге света от лампы в переднем холле. Некоторое время они провели в молчании, Уилл мирно жевал свой табак, как корова жвачку. Но в душе у него не было ни мира, ни покоя.
– Эта поездка в Атланту, – прервал он молчание, медленно роняя слова. – Не нравится мне эта затея. Ни с какого конца.
Эшли быстро взглянул на Уилла и тут же отвел глаза; он промолчал, но про себя подумал, неужели Бентина мучает то же кошмарное подозрение, что преследует его самого. Нет, это невозможно. Уилл ведь не знает, что произошло сегодня в саду и в какое отчаяние это повергло Скарлетт. Уилл не мог заметить, какое лицо было у Мамми, когда кто-то упомянул Ретта Батлера, и, кроме того, Уилл не знает про деньги Батлера и его дурную репутацию. Точнее говоря, Эшли считал, что Уиллу такие вещи неизвестны. Но за время, проведенное в «Таре», он постепенно пришел к заключению, что и Уилл, и Мамми знают все – хотя им никто не говорил, – и знают заранее, каким-то шестым чувством. Что-то зловещее носилось в воздухе; что именно, Эшли не понимал, и спасти Скарлетт от этого было не в его власти. За весь вечер она ни разу не встретилась с ним глазами, а ее натужная, броская веселость просто пугала. Подозрения, терзавшие его, были слишком чудовищны, чтобы облечь их в слова. Он не имел права оскорблять ее вопросом, правда ли это. Он сжал кулаки. В том, что касается ее, у него теперь вообще нет никаких прав. Сегодня днем он потерял их, потерял навсегда. Он не может помочь ей. Никто не смог бы помочь ей. Но вспомнив Мамми и мрачную решимость, с которой она резала шторы, он немного приободрился. Мамми приглядит за Скарлетт, хочет она того или нет.
«Все из-за меня, – думал он в отчаянии. – Я довел ее до этого».
Он вспомнил, как она расправила плечи, удаляясь от него, вспомнил ее упрямо поднятую голову. Сердце выскакивало из груди, стремясь к ней, замирая от восхищения. Он знал, что в ее словаре нет таких слов, как «доблестный рыцарский дух», знал, что она посмотрела бы на него пустыми
