из-за кордово́й подошвы становятся тяжелее, но теперь им нет сноса: от снега подошвы не намокают, не стираются, хо́лода от зимней дороги ноги не чувствуют. Жильцы, получившие отремонтированные валенки, не жалеют слов благодарности в адрес Ивана. Желают ему долгих лет жизни и крепкого здоровья, подкрепляя пожелание одной-двумя бутылочками самогонки и дарами осеннего огорода: капусткой, огурчиками, морковкой…
Сидит Иван за столом, уставленным разнообразной едой и бутылками с самогонкой разного цвета, угощает братьев и их жён и думает: «До войны так роскошно не жил: сыт, пьян и нос в табаке», – покуривая махорку, принесённую Андреем по просьбе Ивана, считающего себя некурящим, но иногда, под хорошее настроение и выпивку, не отказывающегося побаловаться чужим табачком. У его братьев настроение тоже прекрасное. Они живут походом в церковь. Каждую мелочь похода обсуждают с Иваном, спрашивают у него совета.
Мороз и снег немцев доконали. Для согрева потребовались тёплые вещи. Где их взять? Запас тёплой одежды на случай зимней войны вермахт не предусмотрел, а воевать надо, – не бросать же наступление, подойдя к Москве, и возвращаться домой, несолоно хлебавши? Выход нашли: тёплую одежду и обувь имеет население с холодным зимним климатом. К данной территории по всем параметрам подходит Пещёрский район, – почему бы и не взять излишки? Возражать никто не осмелится: оружие в руках победителей – лучший аргумент для добровольной передачи вещей и обуви.
В первой половине дня прибыла колонна машин с вооружёнными солдатами и неизменной переводчицей. Увидев вооружённых военных, крестьяне согласились отдать излишки тёплых вещей и обуви, не требуя ничего взамен. Добровольные пожертвования – благородная черта всех народов, за тысячелетия усвоивших, что лучше лишиться одежды и обуви, чем головы.
Экспроприаторы излишков, взяв в качестве примера революционные красноармейские продотряды, деловито обшарили дома в поисках тёплых вещей. Забрали тулупы, шубы и полушубки, вязаные свитера, кофты, валенки… Оставили только то, что на вешалках и на людях. У кого стоят сундуки, раскрыли, переворошили, прихватили кое-что из ценных предметов на память, – взять на память не есть воровство. За воровство немцев строго наказывают.
Понюхали и попробовали на вкус освящённую воду, стоявшую в закрытых бутылях. Поняв, что это простая вода, а не русская водка, оставили хозяевам.
Старики потом долго удивлялись – почему, когда продотряды реквизировали хлеб, крестьяне плакали, умоляли бойцов оставить хоть немного на кормление детей, а нынче отобрали тёплые вещи, и никто не проронил слезинки, не бросился в ноги экспроприаторам с криком: «Пощадите, не забирайте, как жить в мороз без тёплых вещей? Пропадем!»
Мужики моложе возрастом объяснили старикам: «Плакали перед «своими» в надежде, что они поймут, пойдут навстречу; перед иноземцами плакать и умолять – смысла нет. Они чужие, надежды на снисхождение нет, – не пойдут навстречу чаянию народному».
