сами собой текут из глаз. Самые настоящие слёзы тоски и боли.
Зачем только он появился в её жизни? Зачем заставил страдать? Почему ей было не полюбить другого?
На дворе залаяли собаки, загомонили люди, появились рабы с чужими лошадьми, но Ингигерда не двигалась с места, боялась пошевелиться, словно берегла сон того, кто рядом.
А когда выбралась на двор, когда пришла в дом, узнала, что вернулся отец с тинга. С ним приехали чужие люди, много гостей. В доме всё завертелось, и об Арне на время забыли, всем стало не до него. Вечером Ингигерда смогла смело отнести ему поесть и закрыла тёплым зимним плащом из шкур.
* * *
Прибывшие гости задержались в доме щедрого Инвальдра хёвдинга на три дня, особенно бурным был последний, в ночь перед отъездом устроили пир, много пили, много ели, много говорили. Вспоминали свои походы, перемалывали новости с тинга, сплетничали о знакомых и незнакомых. Хмельные пиво и добрый эль многим развязывают языки, а уж под горячее мясо и хлеб и подавно.
Ингигерда устала от всего этого уже на второй день, мысли заняты совсем другими заботами. Хотя по отцу она и успела соскучиться, но ждала его не с таким большим количеством чужих людей.
Хорошо было Висмунду, он слушал все эти похвальные речи с открытым ртом. Было, что рассказать и Хогану.
Среди гостей выделялся молчаливый торговец, он почти всё время сохранял трезвый рассудок и следил за языком, присматриваясь к остальным с улыбкой пренебрежения. Он был из той породы людей, которые больше слушают, чем говорят, но они совсем не глупы, и это не значит, что им совсем нечего рассказать. Они много знают и много видели, вот поэтому-то и знают цену слову.
Мягко и неторопливо он называл Ингигерду «красавицей» все эти дни и смотрел прямо в глаза, незнакомо улыбаясь. Ингигерда даже сама стала избегать его, вот и сейчас она была на кухне и была не одна. Под шум пира она смогла задержать Арна, когда он принёс к очагу сухие дрова. Сейчас он сидел на лавке, а она поила его горячим бульоном и кормила мясом и хлебом.
За эти дни он уже вернулся к хозяйским делам, тем более, что с приездом гостей рабочих рук не хватало, а сейчас почти все рабы сидели в гриднице, слушая, что говорят.
– Завтра они уедут… – Ингигерда сидела рядом, прислушиваясь к разговорам в зале.
– Тебя не потеряют? – спросил Арн, а она отрицательно мотнула головой.
– Я сказала, у меня болит голова.
– Болит? – Арн нахмурился, тёмные пятна синяков Ингигерда уже приучила себя не замечать, смотрела только в глаза.
– Нет. Но я устала… – Она поднялась и налила в кувшин пива, подала Арну. – Столько суматохи с самого утра…
Её перебил громкий голос из зала:
– Тихо, тихо, сейчас Надольв будет говорить! Он говорит мало, но по делу. Правда, Надольв?
Ингигерда нахмурилась, зная, о ком речь, поджала губы, прислушиваясь. Через момент препирательств и смешков в самом деле заговорил
