«Оправданность жертвы». Он должен был пойти уровень шутера, в котором выполнению задания мешал кто-то из гражданских: инвалиды, собаки, отчаявшиеся матери, дети. Иногда они оказывались пособниками врага, иногда – случайными свидетелями. От Кима требовалось достичь целей за минимальное время, пожертвовав лишь теми персонажами, без устранения которых задача становилась невыполнимой. Его действия оценивала судебная нейросеть, которая использовалась для квалификации реальных военных преступлений.
Киму больше нравились медитации, способность к которым развилась у него достаточно быстро. Стелла обучила его нескольким техникам, и со временем Ким достиг большого мастерства. Во время медитации осознавания он чувствовал собственный организм настолько явно, что воспринимал ток крови по артериям и венам как лёгкую щекотку. Во время медитации расширения он словно охватывал мыслью весь мир, и мир переставал быть внутренне противоречивым, потому что противоречия – это лишь обрубленные хвосты причинности и следствие нашей собственной ограниченности. Самой любимой его практикой была медитация исчезновения, когда он полностью останавливал всяческое мышление, оставаясь при этом в полном сознании, и погружался в странную эйфорию, которую не мог ни описать, ни запомнить. После этих состояний он чувствовал себя полностью отдохнувшим и как бы родившимся заново и в первые месяцы на «Талеме» надеялся даже, что медитации позволят ему обрести внутреннюю свободу ещё до середины срока. Но каждая когеренция взбивала его сознание в пену и рождала всевозможные страхи, поэтому Ким перестал считать медитации путём к себе и относился к ним как к тренировкам в спортзале.
Ким медленно приходил в себя после очередной медитации. Обстановка кабинета восстанавливала форму, словно он смотрел на неё изнутри гигантского шара, который, сдуваясь, подпускал предметы всё ближе. Стол Ирины Ивановны выплыл из небытия, как тупоносый ледокол, сконфуженно сжался до нормальных размеров и затих. Ирина Ивановна, то слишком широкая, то чрезмерной худая, села напротив Кима, едва заметно улыбаясь. Пока Ким поднимал спинку своего кресла, она сказала:
– У вас поразительные способности к управлению сознанием. Коэффициент Курца был выше десяти.
Окна кабинета покрыла испарина весны. Через влажный полумрак Ким различал кромку берега и воду, покрытую штрихами кривых улыбок, которые растягивались и лопались от натуги. Море хохотало тысячей масок. Ветер крепчал.
После медитаций даже такие простые мысли доставляют удовольствие, потому что в каждом процессе есть полнота и законченность. Ветер нёс с востока хорошие новости, если не для Кима, то для жизни на острове вообще. Ветер тащил с материка лето. Лето – это слово, утомлённое жарой, очень плодородное слово.
– Что для вас самое сложное при когеренции? – спросила Ирина Ивановна. До конца сеанса оставалось не менее получаса.
Ким задумался. Ирина Ивановна добавила, смутившись:
– Я здесь не так давно. Мне интересно, как вы переживаете
