тотального контроля родителей и поднадоевшая 10летняя учебная повинность не лучшим образом сказались на моих успехах в университете. Хотелось просто гулять по городу, посещать весёлые мероприятия, ходить в кино.
Студенческий быт для обычного молодого человека из небогатой семьи, думаю, и сейчас таков же. Скромная стипендия, у нас она тогда была 40 рублей. Но, замечу, в те времена позавтракать можно было на 20 копеек, а в кафе сходить на полтора рубля.
Общага была весьма обшарпанная. Однако жили там дружно, весело. Вечером, если ты на мели, всегда можно было разжиться едой у соседей. А песни под гитару, а вечерние посиделки с рассказами и мечтами? А подготовка к экзаменам и зачетам? Когда все, казалось, просыпаются и начинают с удвоенной силой листать учебники и искать хорошие конспекты у более старательных товарищей. Но для привыкших к комфорту благоустроенных квартир удобства на этаже, общая кухня, где еду лучше постеречь, не кажутся такими уж весёлыми. И мы с подружкой Светланой быстро съехали на съёмную квартиру.
Вечерами мы бродили по городу, ходили в кино, в театр – благо, что он стоит прямо напротив университета, на дискотеки, конечно. Записались в необычную библиотеку, она располагалась недалеко от общаги. Там можно было знакомиться с историей музыки, творчеством композиторов и исполнителей, брать пластинки домой. Мы даже взяли напрокат проигрыватель. Именно в студенческие годы я познакомилась с записями оркестра Гленна Миллера и полюбила джаз.
Был у нас со Светланой и опыт подработки дворникомуборщицей. Помнится, я выдержала только месяц.
Так первый курс пролетел. Наступило лето, и вновь трудовой семестр и практика, на этот раз журналистская. С трудом на благо у меня вышел казус. Мы с подругой решили попробовать поработать вожатыми в пионерлагере. Не помню, как нас там трудоустраивали. Но мне на тот момент 18 еще не исполнилось, и мы очень опасались, что меня выдворят из лагеря. Но все обошлось. Администрации наша работа понравилась. Кроме того, вечерами я пересказывала произведения классиков и сказки детям, чем заслужила уважение коллег и пионеров. Меня даже приглашали в другие отряды.
Не у всех студентов всё складывалось так благополучно. Среди нас был мальчик с философского факультета, которого руководство лагеря не жаловало. Уж больно он был свободолюбивый. Он начисто не переносил муштру, речёвки, ходьбу строем и другие атрибуты тогдашнего лагерного быта. И, соответственно, дети у него ходили в столовую толпой, вели себя свободно. А еще он любил поразить собеседника какимнибудь остроумным высказыванием, при этом на лице у него оставалось благодушноспокойное выражение. Переспорить его было невозможно. Эти таланты особенно раздражали недругов. И после какогото инцидента с пионером, вроде изза нарушения дисциплины, администрация лагеря решила отправить парня домой. Я была поражена, как мне казалось, вопиющей несправедливостью. В знак протеста я тоже уехала из лагеря. Подружка уехала ещё раньше, по какойто уважительной причине. В университет я прибыла, полная праведного гнева, высказала молодому человеку, отвечающему за трудовые отряды, своё возмущение. Он взволнованно спросил: не уехали ли все остальные? Я ответила, что я одна такая. Тот успокоился, пожелал мне хорошего
